Обаламус - [11]

В трудах праведных не заметили, как приблизилось святое время обеда.

— Птица — в лагере, остальные — за мной, — скомандовал Жоша, и мы послушно двинулись по тропинке через лес за временным руководителем.

На территорию Дома отдыха попали через дыру в сетчатом заборе. Столовая оказалась мечтой лесного жителя: уютная, опрятная, вся в белых скатертях, салфетках, занавесках. Наши штормовки и джинсы нарушали эту идиллию. Строгая заведующая встретила компанию с распростёртыми объятиями, справилась у Жоши о здоровье начальника и спросила, когда же тот сам зайдет на огонек. Стало ясно, что незримая рука Михельсона и его прославленное умение четко решать вопросы ведут нас по жизни и в отсутствие Алексея Исааковича…

До ужина все дружно монтировали и налаживали приборы на метеоплощадке: развесили в будках психрометры[11], установили комплект почвенных термометров[12], заправили ленты в самописцы[13] и т. д.

Птица оформил титульные листы журналов наблюдений, Жоша восстановил поврежденную линию электроснабжения, наладил освещение на площадке и в самом лагере. По кухне дежурил Ренат. Он приготовил на костре гречневую кашу с тушенкой, как ни странно, очень вкусную.

После ужина я, повинуясь решению Жоши, заступил на первое дежурство. Теперь до утренней смены все метеонаблюдения были на моей совести. Я положил перед собой на стол наручные часы, достал из кармана и проверил фонарик, раскрыл купленного неделю назад в Ольхонском букинисте «Наследника из Калькутты»[14] и приготовился к бессонной ночи.

До половины третьего всё было тихо, а затем издали послышался неровный гул приближающейся легковой машины, и на ведущем к лагерю проселке синхронно запрыгали светлячки фар.

Рыбаки? В ночь на понедельник? Бред! Скорее заблудился кто-то. Будут дорогу спрашивать, а от меня толку, что с гадюки шерсти. Точно заблудились! К палаткам сворачивают. Желтая «волга» с шашечками на бортах медленно вкатилась под лагерный фонарь и встала, заглушив двигатель. На переднем бампере новенькими цифрами сверкал московский номер.

Отворилась правая передняя дверка. Вышедший из нее незнакомый парень в линялых джинсах и выцветшей штормовке, не говоря ни слова, кинулся открывать заднюю, из которой грациозно выпорхнула размалеванная стройная блондинка в алом вечернем платье, а ля «ночная бабочка». Я ущипнул себя за ногу под столом. Машина осталась на месте. Странная парочка тоже никуда не исчезла. Значит, не сплю. Неужели они к нам в экспедицию? Бред… У телки на лице одной косметики — на месячную зарплату профессора. И единственный прибор, с которым она контактирует по работе, к гидрометеорологии имеет… Э-э-э… Косвенное отношение.

И в тот момент, когда моя челюсть грозила упасть прямо на раскрытые страницы, из машины показался элегантный и нетрезвый Михельсон, галантно выволакивающий следом за собой пышногудую брюнетку в чем-то фиолетовом и обтягивающем.

— Привет ночной смене! — Алексей Исаакович и не подумал приглушить голос. — Как идет первая вахта?

— Устроились без проблем. Вахта без происшествий. Местные жители о вас спрашивали, велели при случае кланяться! — отчитался я перед высоким начальством.

— Ага… Понятно! — Михельсон положил руку на талию ошеломлённой блондинке. — А я тут пару цыпочек с собой захватил: девчонки хвастали, что ночные вахты им не в диковинку.

Девицы посмотрели на спутника с немым укором, оно и понятно: у них, в валютном кабаке, вахта — нечто совсем иное…

Из «младшей» шестиместной палатки показались две всклокоченные головы. Помаргивая узенькими щелочками глаз, они оглядели всю композицию. Глаза стали значительно шире. И головы сразу исчезли под опустившимся пологом.

Одеваются, надо полагать.

Когда из палатки вылез Жоша, в центре стола неровной горкой лежали завёрнутые в бумагу ресторанные деликатесы. А продолжающий балагурить Михельсон вынимал из двух больших полиэтиленовых пакетов и расставлял на столе недопитые бутылки. Из всей компании, похоже, только он один чувствовал себя свободно и непринужденно.

Девицы, судя по всему, ещё не оправились от шока: они явно ожидали чего-то другого. Прибывший с Алексеем Исааковичем парень стоял отдельно от них с экспедиционным рюкзаком в руках и, похоже, не знал, что делать дальше. Водитель помогал Михельсону сервировать стол. А я? Я бросил взгляд на часы, закрыл книгу, вынул из кармана фонарик, сунул под мышку журнал и пошел на метеоплощадку. Время!

Когда вернулся, вся компания уже сидела за накрытым столом. С правой стороны, поближе к свету, угнездились девицы. Рядом с ними устроился водитель. Напротив, в порядке старшинства — Жоша, Птица и парень в штормовке. А во главе стола, под самым фонарём, на принесенном из начальственной палатки дубовом кресле счастливым падишахом восседал сам Алексей ибн Исаакович. Сигарету он держал в левой руке, потому что в правой уже была полная рюмка. Как, впрочем, и у всех, кроме водителя.

— … А потом я поймал у кабака тачку, заехал за Василием, — кивок в сторону незнакомого парня, — чтоб ему на перекладных сюда не тащиться, и вот мы все здесь… Вы спросите, какое отношение имеет эта история к следующему тосту? Да никакого. Потому что пить в присутствии столь очаровательных особ за что-нибудь, кроме их несравненной красоты, считаю неприличным и данной мне властью запрещаю! — Михельсон торжественно выпрямился. — За прекрасных дам!