Об опыте расследования умышленных убийств и изнасилований - [14]

Многим гражданам я оставлял номер служебного телефона и в случае поступления интересных сведений просил позвонить.

Уже на пятый день после моего приезда в гор. Дегтярск ко мне пришел рабочий Карамышев и сказал, что хочет поделиться своими соображениями по поводу убийства. Карамышев был в числе других граждан, когда осматривали труп и место убийства. Он пояснил: «Когда люди стали расходиться по домам, я по пути к дому шел за одной группой молодых людей, в числе которых особенно выделялся парень в „стильной“ одежде, который, отойдя от трупа, запел песню и, хотя все были очень расстроены и перепуганы увиденным, этот парень вел себя вызывающе». На него, как пояснил Карамышев, это очень подействовало и он даже поделился своим возмущением с женой. Карамышев сказал, что он заметил что-то неестественное, показное в его поведении.

Когда Карамышев обрисовал одежду, рост, телосложение этого парня, он был без труда установлен. Им оказался Михеенков Николай Анисимович, помощник киномеханика. Его уже допрашивали как лицо, находившееся 11 октября 1964 года во Дворце культуры. К трупу Михеенков действительно подошел вместе с группой знакомых девчат, с которыми в час ночи вышел из дворца.

Поскольку Михеенкова 11 октября 1964 г. с 11 часов вечера до часу ночи видели в дворце многочисленные свидетели, он ни у кого не вызвал подозрения.

Сообщение Карамышева я решил проверить. Свидетели Мишина, Бастракова и Жуков показывали, что из Дворца культуры они вышли на ул. Калинина вместе с Михеенковым. По пути подходили к толпе людей, где была милиция. На земле в луже крови лежала девушка. Отойдя от трупа, Михеенков много смеялся, вдруг запел песню, и им даже было как-то не по себе.

Свидетели отметили и такую деталь: к толпе людей их позвал именно Михеенков, заявив: «Наверное кого-то убили».

Вскоре мне позвонили из 21-й школы и сообщили, что после беседы ученица 9-го класса Несговорова Вера сказала классной руководительнице, что уже после убийства Вороновой к ней по дороге приставал Коля Михеенков, предлагал дружбу, а когда она ему отказала, угрожал убийством.

Интересно отметить, что во время беседы с Верой в присутствии классного руководителя она сказала, что ведет дневник, куда записывает свои дела за каждый день, и об этой угрозе она тоже записала в дневнике, но из взрослых никому не говорила об этом. Вера принесла дневник. В нем действительно полностью была описана встреча с Михеенковым и его угроза в адрес Веры.

Получив такие сигналы, я решил тщательно изучить образ жизни Михеенкова, его связи, проанализировать и уточнить, мог ли Михеенков отлучиться из дворца незамеченным и знаком ли с Вороновой.

Оказалось, что Михеенков злой по характеру юноша, себялюб, не терпел возражений. Имея неприятную внешность, тяготился этим, а однажды в беседе с Бастраковой сказал что его никто не любит и он «будет купаться в крови». После просмотра кинофильма «Шайка бритоголовых» остригся наголо и свидетелю Жукову сказал, что хочет быть похожим на бандита. На следующий день после убийства Михеенков не вышел на работу, а пропьянствовал весь день в ресторане.

На допросе киномеханик Червоткин, в чьем подчинении находился Михеенков, дал отрицательную характеристику последнему: пьяница, прогульщик и хулиган.

Выяснить вопрос, знакомы ли были Воронова с Михеенковым, нам не представилось возможным. Раньше на допросе в милиции Михеенков заявил, что не знает Воронову вообще, даже как бывшую жительницу Дегтярска. Подруги и знакомые Вороновой также об их знакомстве не знали, вместе никогда их не видели, и Воронова ничего об этом не говорила. Только свидетель Канашкина пояснила, что, находясь во дворце около киноаппаратной, она видела, как Михеенков что-то сказал Вороновой, которая улыбнулась, пожала плечами и убежала танцевать. Что он сказал — она не слышала и Воронову об этом не спрашивала, так как к ней многие подходили и шутили. Однако Канашкина сделала вывод, что Воронова и Михеенков знакомы между собой. Об этом Канашкина рассказала в милиции уже на второй день после убийства, но работники прокуратуры и милиции, считая алиби Михеенкова установленным, не придали этому значения и не стали им заниматься.

Действительно в деле имелись показания вахтера, которая сказала, что Михеенкова она знает и твердо уверена, что из клуба в периоде 23 до 24 часов он через парадные двери никуда не отлучался, а ушел только в час ночи.

Следует заметить, что Михеенков имел ключи от киноаппаратной, мог выходить на улицу и входить незамеченным. Это позволяло ему в случае причастности к убийству отмыться в киноаппаратной, почистить пиджак, спрятать орудие убийства, снова появиться в зале и танцевать. Однако возможный ход событий в таком аспекте никто не проанализировал.

Я обратил также внимание и на то, что в допросах родителей Михеенкова по поводу имевшихся в доме топоров были противоречия. Мать говорила, что у них дома три топора, отец говорил, что два. На очной ставке противоречия устранить не удалось. Чувствовалось, что родители что-то недоговаривают, скрывают.

Готовясь к допросу Михеенкова, я понимал, что перечисленных доказательств недостаточно, чтобы с уверенностью заявить, что убийство совершил он, надо было получить в ходе допроса новые доказательства его вины. Я должен знать, какими средствами защиты располагает Михеенков.