Об обновленчестве, экуменизме и 'политграмотности' верующих - [5]
Некогда утраченная западным христианством церковная мистика в наши дни возрождается в совершенно диких формах, впрямую напоминающих оккультные практики и приемы. На весь мир известен феномен Торонто, где группа протестантских пасторов в присутствии толп народа проводит сеансы "принятия Духа Святого". Это действо даже с натяжкой не назовешь молитвенным собранием. Экзальтированные призывы ко Всевышнему, пассы со сцены, после которых в народе начинается массовый психоз: люди падают на землю, многие корчатся, издают нечленораздельные звуки, что выдается за говорение языками...
Все это я говорю для того, чтобы стал понятен очень важный момент: экуменизма как единого фронта, как общего движения попросту нет. Под экуменизмом в разных случаях понимают разные вещи, сильно зависящие от потребы дня и местной специфики.
Во Франции, к примеру, об экуменизме говорят только затем, чтобы показать, что религия это дело прошлого и никакие религиозные принципы не должны мешать жизни общества. То есть экуменизм служит прикрытием дальнейшей секуляризации жизни. Франция -- это одна из самых секуляризированных европейских стран, и отступление от веры в ней с каждым годом все усиливается. На воскресной мессе в знаменитом парижском соборе Нотр Дам -- не более 12-15 прихожан. И это на весь огромный собор. От такого зрелища на глаза наворачиваются слезы...
В России экуменизм это, во-первых, меркантилизм, желание получить от Запада деньги и, во-вторых, знамя, под которым собираются все сторонники либеральных реформ. Здесь мы снова видим, как экуменизм становится служебным понятием, прикрывая собой иные цели, в данном случае реформаторские. Идея экуменизма, "всемирного христианского братства", используется как красивая ширма затем, чтобы облечь определенные замыслы неким положительным ореолом.
В Германии экуменизм означает стремление к преодолению барьеров, разделяющих нацию. После устранения границы между ФРГ и ГДР и восстановления единого германского государства немцы переживают небывалый патриотический подъем. Последствия второй мировой войны все же очень сильно сказывались на их национальном сознании. Достаточно сказать, что слово "фатерлянд" -- "отечество" буквально до последнего времени было под запретом, и только сейчас вновь стало использоваться в официальных выступлениях, документах и прессе. Переживают возрождение традиционная немецкая культура, немецкая семья. На этой-то волне и возникает сильный соблазн избавиться еще от одного давнего разделения нации на католиков и лютеран. Германия -- достаточно религиозная страна, особенно в сравнении с соседними Францией и Италией, а потому такое разделение достаточно чувствительно. И на объединение брошено очень много сил. Экуменизм в немецком контексте означает диалог между католичеством и протестантизмом, причем диалог скорее даже светский, чем богословский. Общество едва ли интересуется его духовным содержанием. Оно вполне удовлетворилось бы, если бы обе стороны объявили о компромиссном политическом решении: каждый человек волен посещать и католическую, и лютеранскую церковь по желанию, не отягощая себя постоянными обязательствами ни перед одной из них. Важно само решение, а не то, какой ценой оно достигнуто. Но очевидно, что такой компромисс не может произойти иначе, как за счет католиков. Он лишает их веры в Божию Матерь, почитания святых, понимания Евхаристии как Таинства и многих других составляющих церковного учения, отсутствующих в протестантизме. Поэтому католики не горят особым желанием объединяться. Для них экуменизм это всегда игра в одни ворота. Весь экуменический диалог в
Германии сводится к тому, что католики протестантизируются. Это характерная особенность экуменического движения -- низкий в нем всегда обгоняет высокого, а слабый побеждает сильного.
Но здесь совершенно необходимо сказать несколько слов и о католиках, поскольку может сложиться неверное представление, будто католичество - лишь невинная овечка, жертва коварного экуменического заговора. Это не так, ибо сегодня оно является одним из самых активных участников объединительного движения, и с каждым годом становится все более активным, поскольку стремительно либерализируется внутри себя. Собственно, того старого католичества, которое знакомо нам по учебникам сравнительного богословия и противокатолическим катехизисам, уже давно нет как такового. Вернее, остались какие-то отдельные признаки, исходя из которых можно отождествить современных католиков с католической традицией - соблюдение иерархической подчиненности Риму, вера в Божию Матерь и т.п., но вместе с тем очень сильны нововведения, происшедшие в католической церкви за последние 30 лет. Время после II Ватиканского собора (1962--1965), на решения которого так любят ссылаться наши либералы и экуменисты,* (* -- Собор объявил католичество отрытым по отношению к другим конфессиям, снял ранее наложенные анафемы с других церквей, призвал к единству, осудил прозелитизм -- стремление обратить в католичество христиан других конфессий, открыл дорогу либеральным реформам в церкви, разрешил богослужение на современных языках.) -- это отнюдь не время его расцвета и побед, но время лавинообразного вторжения в церковную жизнь мирского секулярного духа, разрушения целостности учения и утери католичеством своего прежнего мирового влияния.
Книга основана на материалах бесед, происходивших в Санкт-Петербурге на протяжении 1999 и 2000 годов. Участники разговоров стремились размышлять над проблемами современной действительности постольку, поскольку эти проблемы обнаруживают под собой настоятельные философские вопросы. При этом авторы избрали жанр свободной беседы как наиболее аутентичный, на их взгляд, способ философствования, который не вполне оправданно оттеснен современной культурой текста на задний план.