Об истинном и ложном благе - [8]
Радует только позор, свое наслажденье – забота
Каждого, мило оно даже от боли других>29.
(4) И раз я начал говорить о любви, [скажу], не только сама преступная страсть вводит нас в позор, но даже и то, что должно бы отвращать: мучения, утраты, опасность. Понимая это, тот же Овидий, порой несколько непристойный, дает совет любовнице, как удержать поклонника: она должна часто выставлять его за дверь, часто оскорблять, часто бывать к нему несправедливой>30. Откуда и Хремес у Теренция говорит:
Разлад в любви любви возобновление>31.
И Гораций:
(Это тебя ведь ярит), повстречаешь препятствий
немало>32.
Невероятно, если бы мы не знали этого! Как раз из-за того, что эти вещи мучительны, их домогаются и ими пленяются, в противном случае их следует отбросить. (5) Неужели столь мало значит жить честно, спокойно, безмятежно, безопасно, мирно? Потому и в мифах рассказывается, что Юпитер редко довольствовался Юноной, своей божественной супругой, он больше искал любви не столько [открытой] человеческой [к земным женщинам], сколько тайной – с Алкменой, Ледой, Дамной, Европой и иными [женщинами]. И в поговорке дошло до наших дней: „Запретные плоды наиболее сладки“. Если они в цене неизменны, то уже утратили прелесть. Далее, мы не можем отрицать, что природа зла, понуждая нас (чтобы сказать о меньших проступках) разражаться смехом или хохотом над глупостью, непристойностью, вздором и тому подобными вещами других [людей] или порой над нашими собственными. Поистине это какой-то вид злорадства, как в случае с Менотом у Вергилия, выныривающим из морской пучины и изрыгающим соленые струи, или с Энтеллом, тяжело падающим на землю в разгар битвы>33. (6) Она также часто побуждает нас нападать на других и приводить их в негодование – и именно благодаря насмешке, и мы тем больше радуемся, чем больше видим, как человек приходит в ярость. Так случилось с Гекубой, которая от нанесенных ей греками оскорблений и позора сделалась такой неистовой, что, говорили, превратилась в собаку>34. Что еще сказать? Примеры нам являются отовсюду; поэтому мы и видим, что поэты, пишущие иносказательно, дошли до того, что выдумали киклопов, каков, сфинксов, гарпий, сирен и многое тому подобное, означающее, что немало [людей] от природы склонны любить насилия, грабежи, позорные дела, так что не от них зависит уклониться от естественного порока. Однако довольно о любви к порокам. (7) А что сказать о ненависти к добродетелям? Поскольку тому, кто находит усладу в позорных делах, должно быть ненавистно всякое обиталище высокой нравственности. Он так мало радеет о приобретении этой добродетели, что не уважает даже чужую. О, если бы у нас не было в изобилии столь многих примеров – Анаксагора, Терамена, Сократа, Каллисфена, Зенона, Сципиона, Гутилия, Цицерона, Сенеки и прочих, кого, воспользуясь словами Марка Фабия, сделали несчастными добродетели>35. Но скажут: добродетель всегда [должна быть] наготове к [отражению] нападений пороков, поскольку природа нам [это] внушает. Я действительно признаю, что добродетель является, бесспорно, какой-то божественной вещью, и не только самым превосходным из всех благ, но также и единственным благом; однако забота о ней и любовь к ней уступлены как милость и особый дар природы крайне редким [людям]; большинству же из-за злобности той же природы [в этом] отказано, подобно тому как мы наблюдаем это в отношении уродов, слабоумных, [людей] с телесными пороками. (8) Ибо та, которая должна была просвещать, ослепила души людей, чтобы не созерцали они света мудрости. Заставь нетопыря предпочесть свет потемкам; внуши кроту желание жить скорее на поверхности земли, чем в ее, так сказать, чреве, [видеть] скорее этот обычный дневной свет, чем вечное погребение; жди, что лев сам собой станет кротким. Что говорить о животных? Попроси глухого слушать, немого говорить, слепого видеть, косолапого бегать быстро. Нет, нельзя требовать всего того, чего природа не предоставила по своей воле. Так, мы видим, что многие и даже большинство почитают злодеяния, бесчестные поступки, несправедливость враждебными добродетели не потому, что пороки благи, но оттого что извращена природа их самих. Однако я не отрицаю, что каждый, если бы захотел, мог сделаться мудрецом, но:
Вниманию читателя предлагается один из самых знаменитых и вместе с тем экзотических текстов европейского барокко – «Основания новой науки об общей природе наций» неаполитанского философа Джамбаттисты Вико (1668–1774). Создание «Новой науки» была поистине титанической попыткой Вико ответить на волновавший его современников вопрос о том, какие силы и законы – природные или сверхъестественные – приняли участие в возникновении на Земле человека и общества и продолжают определять судьбу человечества на протяжении разных исторических эпох.
Экспансия новой религиозности (в формах оккультизма, магии, мистицизма, паранаучных верований, нетрадиционных методов лечения и т.п.) - одна из примет нашего времени. Феномен новой религиозности радикально отличается от исторически сложившихся, традиционных для данного общества религий, и при этом не сводится исключительно к новым религиозным движениям. В монографии рассмотрен генезис новой религиозности, проанализированы ее основные особенности и взаимосвязь с современной массовой культурой и искусством. Для специалистов в области культурологии, религиоведения, философии, студентов гуманитарных вузов и широкого круга читателей.
Интеллектуальная автобиография одного из крупнейших культурных антропологов XX века, основателя так называемой символической, или «интерпретативной», антропологии. В основу книги лег многолетний опыт жизни и работы автора в двух городах – Паре (Индонезия) и Сефру (Марокко). За годы наблюдений изменились и эти страны, и мир в целом, и сам антрополог, и весь международный интеллектуальный контекст. Можно ли в таком случае найти исходную точку наблюдения, откуда видны эти многоуровневые изменения? Таким наблюдательным центром в книге становится фигура исследователя.
В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.
Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.