Оазис - [110]

Последнее меня добило. Спасибо? За что? За те минуты, когда я не могла даже в последний раз посмотреть на свою уплывающую подругу из-за застившей глаза пелены слёз? За то, как была вынуждена раз за разом отказывать ей в том, чего сама хотела больше всего на свете, — умчаться прочь вместе, повторить восторг нашей звездопадной ночи побега из приюта? За предстоящие мне бесконечные дни, недели, месяцы, а, возможно, и годы одиночества? За то, что я не могу быть уверена в том, что вообще когда-нибудь ещё увижусь с Яринкой? За то, что ямка под поваленной сосной где-то в сотнях и сотнях километрах отсюда — единственное, на что мы обе можем надеяться?

Руки непроизвольно сжались в кулаки. Теперь Ральфу уже не нужно было придерживать меня за подбородок, чтобы не дать опустить глаза — я сама уставилась на него, испепеляя взглядом. И, наверное, ярость моя в тот момент была настолько осязаема, что разошлась вокруг незримой ударной волной, и Ральф отпустил мою руку, даже отступил на шаг, растерянно замолчав. А я, не в силах контролировать злость и обиду, даже не столько на него, сколько на всю свою нескладную жизнь, негромко, но непримиримо сказала:

— Ты всё врёшь. Плевать тебе на мою безопасность! Тебе просто жаль терять то, на что ты деньги потратил. Тебе хочется и дальше трахать меня, когда и как вздумается, я ведь не могу тебе отказать. Так не стесняйся говорить об этом, я и так знаю своё место и никогда его не забуду!

Лицо Ральфа дрогнуло. На миг брови поднялись знакомым домиком, рот как-то беспомощно приоткрылся, но тут же губы сжались, скулы закаменели. Он молчал какое-то время, выжидающе глядя на меня, словно думал, что я сейчас возьму свои слова обратно. Потом холодно усмехнулся.

— Значит, такого ты обо мне мнения? Что ж, не стану тебя разубеждать и отнимать роль жертвы: она имеет свои плюсы. Скажу только, что отныне не предъявляю никаких прав на твоё общество. Придёшь ко мне, только когда и если сама захочешь. А до тех пор избавляю тебя от своей деспотичной персоны.

С этими словами Ральф отвесил в мою сторону что-то вроде полупоклона и быстро зашагал вверх по улице. Но за долю секунды до того, как он отвернулся, я снова успела увидеть выражение почти детской обиды на таких обычно жёстких чертах лица.

«Вот теперь я осталась совсем одна», — подумалось мне, и внезапно пришло острое сожаление о сказанных Ральфу словах: я даже невольно потянулась вслед за ним — догнать, извиниться! Но тут же вспомнила, какими глазами смотрела на меня из лодки Яринка, как отчаянно переплелись наши пальцы в последнюю секунду… и осталась на месте.

А когда в начавшей уже сереть предрассветной темноте подходила к крыльцу дома, снова заплакала.

Яринки хватились только к вечеру. Доктора обеспокоило то, что она ни разу за весь день не явилась к нему на осмотр, и он спросил об этом Ирэн. Ирэн, в свою очередь, побеспокоила Аллу, Алла — меня. Я, проспавшая до обеда и пребывающая в самом мрачном расположении духа, — думаю, не надо объяснять, почему, — вяло огрызнулась, заявив, что Яринка в клинике, где ей и положено быть после того, до чего её довела чудесная местная работа. Алла посмотрела на меня странно, но ничего больше не сказала.

Здесь я и совершила ошибку, впоследствии ставшую роковой. Мне следовало изобразить крайнюю обеспокоенность Яринкиным исчезновением, ведь все знали о нашей дружбе. Если бы я предусмотрела это и начала самостоятельные поиски подруги, стала бы доставать Аллу, доктора и Ирэн, бегать по Оазису, поднимать всех на уши, — думаю, тогда в отношении меня не возникло бы подозрений. Скорее всего, через какое-то время Яринку сочли бы очередной отчаявшейся, что предпочла быструю смерть в глубине Русалкиной ямы новым издевательствам своего постоянника. Но я вела себя подозрительно равнодушно, и это не прошло незамеченным.

Возможно, следующую ночь охрана острова посвятила бесплодным поискам пропавшей, не знаю: я спала. Но утром, когда стало ясно, что на острове её нет, ко мне снова подошла Алла. И, отводя глаза, сообщила, что Ирэн велит немедленно явиться к ней. Я пожала плечами и явилась. Никакого страха не было, чувство потери, не отпускающее меня с момента нашего с Яринкой прощания на берегу, притупило все эмоции.

В роскошном кабинете управляющей Ирэн оказалась не одна. Здесь же, на небольшом кожаном диванчике, том самом, на котором я сидела больше года назад, во время подписания контракта с Оазисом, развалился грузный пожилой мужчина. Я никогда не видела Бурхаева-старшего, но сразу поняла, что это он. Словно далёкая теперь Яринка вдруг шепнула мне это на ухо.

— Здравствуйте, — бесцветным голосом сказала я в пространство, едва переступив порог, и стала смотреть на шикарный пейзаж за панорамным окном.

— Здравствуй, — холодно ответила Ирэн, Бурхаев же не удостоил меня приветствием, только скосил водянистые глаза.

Сесть мне не предложили, но я была не в том настроении, чтобы ждать предложений. Сама прошла к столу и опустилась на одно из кресел, расположившись напротив Ирэн. Её тонкие безупречные брови взметнулись вверх. Бурхаев крякнул.

— Где твоя подруга? — Ирэн не стала тянуть и сразу перешла к делу.