О значении наших последних подвигов на Кавказе - [4]

и Ахульго, где находилось семейство и имущество Шамиля; затем сделан приступ к большому и укрепленному селению Тилитлю (в 22 верстах от Хунзаха), где находился сам имам. 4 и 5 июля произведены были атаки, а 7 июля Шамиль прибыл в стан Магомет Мирзы-хана, нашего союзника, поклялся на Коране – не волновать более горцев и в залог верности выдал русским аманатов.[5] Вслед за тем покорены были все аварские селения, не признававшие власти русских, и в сентябре 1837 года русские войска уже удалились из Аварии, чтобы подавить волнение, обнаружившееся в это время в Южном Дагестане.

В Аварии возведен был в это время целый ряд укрепленных мест, в которых оставлены были небольшие наши гарнизоны. Но и на этот раз видимая покорность горских племен продолжалась недолго, и наше господство вовсе не было здесь обеспечено. Гарнизоны, оставленные в новых крепостях, могли бы, конечно, удерживать край в повиновении, но им приходилось, при довольно двусмысленном поведении самих жителей, давать еще отпор сильному врагу, который снова поднялся, едва только русский отряд ушел из Аварии. Тотчас по удалении генерала Фезе Шамиль опять явился на границах Аварии, построил себе крепкий замок – новый Ахульго, близ старого, почти на отвесной скале, и поселился в нем, продолжая заботиться о распространении своего влияния в горах. Имя его начинало уже приобретать громкую известность даже между русскими, и деятельность его признана была в то время очень опасною для нашей власти на Кавказе. Поэтому в 1838 году, во время проезда императора Николая из Грузии, генерал Клюки фон Клюгенау устроил свидание с Шамилем на Каранаевском спуске и всячески убеждал его отправиться во Владикавказ для принесения верноподданнической покорности государю императору. Но Шамиль решительно отказался, говоря, что имам, глава правоверных, не может быть ничьим подданным.

Но эта несговорчивость была вскоре наказана русскими войсками. 1839 год был бедственным годом для Шамиля: генерал Головин привел к повиновению весь Самурский округ, жители которого прекратили даже всякую связь с Шамилем; генерал Граббе дважды разбил отряды Шамиля и 29 августа взял Новый Ахульго. Сам Шамиль едва успел избегнуть плена; сын же его Джемал-Эддин был взят и отправлен в Петербург, в Первый кадетский корпус. При взятии Ахульго погибли лучшие сподвижники Шамиля; значение его в горах значительно ослабело; Авария была вся в наших руках; гумбетовцы, андийцы и кой-субулинцы, недавно видевшие доказательства русской силы, старались избегать всяких сношений с Шамилем… Дело дошло до того, что ему, наконец, не было возможности долее оставаться в Дагестане. Русским оставалось только благоразумным управлением и вниманием к потребностям и обычаям жителей поддержать спокойствие в крае, внушить покоренным племенам доверие к себе, привлечь их расположение, – и роль Шамиля была бы кончена на Кавказе. Но, к несчастию, в это время русское управление выказало себя именно с такой стороны, что не могло не возбудить неудовольствия во вновь покоренном народе. Введение нового порядка суда и расправы не могло обойтись без злоупотреблений, и в горском населении, естественно, возникли неудовольствия и ропот. Сначала брожение было слабо и глухо; но потом оно перешло в открытое восстание. Поводом к нему послужила мера, придуманная тогда для обезоружения чеченцев. Им было предписано платить подати оружием, вместо денег. Предполагая, что русские хотят их обезоружить затем, чтобы потом истребить, чеченцы явно возмутились, и Шамиль отлично воспользовался их движением. В марте 1840 года он сам явился на Сунже с пятьюстами мюридов и прежде всего занялся переселением ближайших к нашим владениям аулов в Черные горы, где они были совершенно безопасны от наших «войск. Доказательством этого послужило поражение генерала Галафеева на Валерике в июле 1840 года.

С этого года Шамиль поселяется в Ичкерийском селении Дарго; отсюда начинается блистательная эпоха правления Шамиля.

В течение 1841 года он успел нанести несколько сильных поражений нашим войскам, совершенно изменил в свою пользу расположение умов во всем Дагестане, присоединил к себе, кроме многих мелких обществ, часть Салатавии, почти все Койсубу и большую часть Андаляла, занял Унцукуль, Кикуны и Гергебиль. Несколько пунктов в Аварии, остававшихся в наших руках, были окружены враждебным населением и едва могли иметь сообщение друг с другом.

Но в 1842 году это вечное колесо воинского счастья опять оборотилось было в пользу русских. В начале этого года назначен начальником войск Северного Дагестана генерал Фезе, и в течение марта месяца все неудачи прошедшего года были поправлены. Непокорные племена усмирены, в первый раз приступлено было к прокладке сообщений (что впоследствии сделалось главным актом всякой экспедиции в горы), заложено несколько новых укреплений. Но в апреле генерал Фезе отозван был в Тифлис, и в апреле же вспыхнуло восстание в Кази-кумухском ханстве. Шамиль опять им воспользовался. Сначала он потерпел поражение от князя Аргутинского-Долгорукого и должен был очищать Казикумухское ханство; но к концу лета поверхность была решительно на стороне Шамиля. В эту экспедицию, между прочим, генерал Граббе совершил бедственный переход через Ичкерийский лес, в котором мы потеряли до двух тысяч убитыми и ранеными.