О западной литературе - [20]

Нейтральный небосвод,

В который на потребу

Цивилизации

Вонзились небоскребы,

Вобрал невпроворот

Взаимообвинений;

Но наше ремесло —

Не зеркало, а призма, —

И тычется в стекло

Нос империализма,

И миром правит зло.

С этим стихотворением на устах шли в бой и погибали – интеллигенты, по крайней мере. Но поэт разочаровывался в нем с каждым годом все сильнее: менял и опускал строфы; наконец, окончательно отказался от перепечатки его в послевоенных сборниках. И даже в полном собрании стихотворений Одена «1 сентября 1939 года» можно найти лишь в разделе «Стихи, исключенные автором из основного корпуса». Но мы, в стремлении представить читателю не просто поэта, но путь поэта, отходим от этой традиции. Читающим по-английски можно порекомендовать замечательный анализ стихотворения в одноименном эссе Иосифа Бродского.

«Советско-германский пакт 1939 года, начавшаяся неделю спустя Вторая мировая война потрясли Одена, осознавшего эти события и как крушение собственных высоких иллюзий, в которых будущее представало торжеством социальной справедливости, разума, свободы, – пишет отечественный исследователь А. М. Зверев. – Он уехал в США, сразу после войны приняв американское гражданство. ‹…› Страшная реальность того времени многое заставляла обдумать по-новому.

С рабочего стола Одена исчезают томики Маркса, уступив место сочинениям Серена Кьеркегора, датского мыслителя, еще в XIX веке обосновавшего идею восхождения личности к Богу через неизбежную и целительную стадию отчаяния, без которого невозможно осознать религиозное значение собственного жизненного опыта, – коренную идею христианского экзистенциализма. О своей обретенной вере Оден возвестил в стихах, помеченных 1941 годом. На самом деле тогда был только сделан решающий выбор. Истинное обретение придет к концу жизни, впрочем, так и не убедив ортодоксов в том, что оно свершилось».

Речь здесь идет о таких стихотворениях, как «Диаспора», «Восхождение», «Страшный суд» и о цикле сонетов «Героика». Любопытно, что в сходном направлении – хотя и куда более последовательно – эволюционировали в годы войны мировоззрение и творчество Элиота. Любопытно также, что христианский экзистенциализм, к которому через Кьеркегора пришел антифашист Оден, не избежал в лице своих ведущих представителей, и прежде всего Мартина Хайдеггера, сделки с дьяволом, то есть с фашизмом, тогда как атеистический экзистенциализм (Сартр, Камю) решительно ступил на тропу Сопротивления. Этим лишний раз подтверждается правота иронических строк Одена из стихотворения «Лабиринт».

В годы войны поэт создает крупномасштабные произведения: рождественскую ораторию «Для времяпрепровождения» и драматическую поэму «Море и Зеркало» (комментарий к шекспировской «Буре»). Это самые светлые, самые христолюбивые, самые благостные его творения. Впрочем, христианство Одена и здесь замешано на марксизме (или как минимум на гегельянстве): конечное торжество Добра предстает здесь синтезом вековечных тезы и антитезы. Да и сами по себе «Фауст» Гете и «Буря» Шекспира, избранные здесь предметом переосмысления и поэтического парафраза, – не лучшая подмога тому, кто вознамерился преодолеть собственные сомнения.

Так или иначе, обретенный было покой оказался весьма кратковременным. Окончание Второй мировой войны и немедленное начало «холодной» со всей неопровержимостью доказали Одену, что не христианская цивилизация взяла верх над хтонической нацистской ночью, а один тоталитарный режим в борьбе не на живот, а на смерть осилил другой, один кровожадный деспот уложил на лопатки другого. Послевоенный мир предстал поэтому едва ли не столь же омерзительным, как недавние армагеддон и холокост. Поучительно в этом отношении сопоставить два написанных подряд (но с интервалом в четыре года) тираноборческих стихотворения Одена – «Новый Порядок» и «Плач по Законодателю». Первое из них, датированное предположительно 1942 годом, представляет собой страстную антифашистскую инвективу – и не более того. Второе (предположительная датировка – 1946 год) выносит беспощадный приговор не только тирану, но и его подданным: народ заслуживает своих правителей – и шире: человечество обречено пребывать под пятой у тиранов:

Ибо он игнорировал ночные кошмары и умел определять их размеры,

Ибо для голодных химер у него нашлись холодные камеры,

Ибо он слушал сфинкса, пока тот не свихнулся,

Ибо он взял верх в сражении с разговорчиками,

Ибо он наступил на тупых, разрушил фортеции вертких,

Преодолел оборону осторожных и загнал загнанных

В подобающее им неподобное болото —

В топь топей,

В трясину отчаяния.

Перед таким – трагически осознанным – законом истории броня буржуазной демократии, буржуазной культуры оказывалась чересчур хрупкой. Демократия могла выстоять, только перестав быть демократией. Отсюда – маккартизм и многое другое. Сходных мыслей придерживался и современник Одена (и человек во многом аналогичной судьбы) Джордж Оруэлл. Было бы чудовищным упрощением воспринять его «1984» как сатиру антисоветскую. Обезличивание человека, совершаемое в рамках буржуазной демократии более изощренными, чем тупое насилие, но оттого ничуть не менее эффективными средствами, негативно вдохновило Оруэлла в той же мере, как и происходящее по нашу сторону железного занавеса. В 1953 году Оден описал буржуазную цивилизацию как безжизненную (то есть лишенную дыхания подлинной жизни) равнину (ср. стихотворение «Равнины»).