О возможности жизни в космосе - [44]

Я ведь могу сказать, что море и любовь к морю — это все выдумки, но мне ничто так не дорого, как море.

Какой-нибудь пижон может сказать, что для меня нет ничего святого. А вы думаете, что у тех, кто на все глядят влажными телячьими глазами, есть что-нибудь святое? Вы думаете, что тот, кто берет на руки каждого младенца и сюсюкает над ним, обожает детей? Вы думаете, что зевак, рыдавших на могиле Ааво, прямо распирало от жалости и благоговения? Мы, мальчишки, не плакали. Мы знали, чего стоит наш друг, только мы знали это, и мы имели право гордиться и смотреть на других свысока.

Только так можно жить в наше время. Переживать в себе, но не пихать свои чувства другим под нос. Ведь они ни за что в жизни не поймут тебя, да им и незачем понимать. Это нормально. Они тут же выскажут тебе свое мнение, и для них это мнение, конечно, гораздо важнее, чем ты сам.

Вот так думаю я о земных делах. Может быть, я неправ, ведь мне только восемнадцать. Ладно, это мы увидим позже, так как в восемнадцать я в любом случае рассуждаю как восемнадцатилетний, и было бы ужасно, если бы я вдруг стал рассуждать как тридцатисемилетний. Позвольте мне побыть дураком. Все равно с годами я поумнею.

Я СОВСЕМ ОБЫКНОВЕННЫЙ ПАРЕНЬ. Конечно, не самый обыкновенный. Только в романах последнего времени все страшно обыкновенные. Разве я такой уж обыкновенный? Как-то не хочется верить. Даже имя у меня необычное: Лаури. Такие имена встречаются не часто — одно на пятьсот. Так что я уже чуть-чуть необыкновенный. Конечно, не только поэтому. Ведь считать себя обыкновенным — это попахивает притворством, и быть обыкновенным довольно-таки страшно. Тогда ты просто нуль, и тебя можно выкинуть на помойку. Что-то ты все же должен уметь лучше других. Хотя бы копать землю или щелкать на счетах. Тогда от тебя в этом мире будет какая-то польза. Если же ты считаешь себя обыкновенным, то все другие покажутся тебе необыкновенными, и ты готов плясать под их дудку. И тогда все пропало.

ЗАВТРА мы с Малле поедем к морю. Может быть, там будет лучше, чем здесь. Там все чисто и ясно: внизу вода, наверху небо, под ногами песок. Нет этой извечной муры, которая здесь так раздражает и мешает думать. Ох, как мне хочется к морю!

Малле выглядит гораздо спокойнее. Это и понятно, она ведь старше меня на два года… хотя я думаю, что и через два года я останусь таким же.

Я почему-то надеюсь, что никогда не состарюсь. «Пусть в моих членах оседает свинец, пусть увядает луг моих кудрей» и так далее. Понимаете?

А Малле говорит, что чувствует себя старой. И когда она это говорит, у нее такое лицо, что ты уже ничего не можешь возразить. Знаешь, что все это сплошной треп и ерунда, а возразить не можешь. Наверное, я все-таки слишком молод. Но ничего, придет время, и я смогу ответить человеку даже тогда, когда у него такое лицо, от которого немеешь.

Старая в двадцать лет? Смешно, но я готов поверить. Малле говорит это так, что ты, будто воды в рот набрал, начинаешь невнятно бормотать и гладить ее плечо. Но мне кажется, что она была такой уже тогда, когда мы встретились впервые. Это довольно глупая история.

ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ я возвращался из кафе. Это было прошлой весной. Мы с приятелями распили пару бутылок, и я чувствовал себя очень легко. Проходя мимо витрины книжного магазина, я заметил, что впереди творится неладное. Два здоровенных парня приставали к какой-то девушке. Когда я приблизился, она довольно громко крикнула:

— Помогите!

Наверно, я все-таки был немного навеселе, ибо во мне проснулся герой. Обычно это не случается так просто и каждый день, как у парней из молодежной газеты. Когда я иду ночью один через пустой парк и мне навстречу попадаются разные типы, я немедленно сворачиваю в сторону.

А сейчас, без долгих раздумий, я пошел через улицу.

Парни смотрели, как я подхожу, но девушку не отпускали. Я подошел ближе и остановился. Их лиц не было видно — фонарь стоял слишком далеко.

— Отпусти девушку, — храбро сказал я.

— Привет, — вежливо произнес один из типов.

— Отпусти девушку, — повторил я.

— А твое какое дело? — спросил тип. — Ты двигай домой. Учи уроки. Повторенье — мать ученья.

— Ну и свиньи же вы, — сказал я. Девушка попыталась вырваться. Я толкнул одного из парней, того, который все время молчал. Он покачнулся, блеснули стекла очков.

— Отойдем на пару слов, — сказал он. Знал я, что это за пара слов.

— Катись-ка ты со своими словами. Отпустите девушку или нет?

— Время покажет, — сказал первый. Похоже, он был напичкан крылатыми словами. Мое терпение стало подходить к концу. Я подошел к нему и попытался отцепить его руку от девушки.

Вдруг раздался топот, и я увидел еще одного парня, который несся ко мне на всех парах. Я в темноте не разобрал, чего он хочет, да и не успел, ибо он со всего размаха заехал мне в лицо кулаком. Тут я и грохнулся.

…Я открыл глаза и увидел небо. Надо мною склонилось девичье лицо. Точь-в-точь как в кино. Раненый солдат и сестра милосердия. Или какой-нибудь граф и княгиня. Я был подобен бравым героям Жана Маре. Я думал об этом вполне сознательно, так как нигде не чувствовал боли.

Я поднялся. Улица снова была пустынна. Только ветер шумел в густой листве.