О возможности жизни в космосе - [42]

Поднялась и тетя Ида. Она выглядела совсем больной, тяжело дышала. Но у нее были свои слова:

— Аарне, мне жаль лишь одного… Это значит, я рада, что этого не видит твой отец… Это убило бы его. Твой отец спросил бы: «Кто сделал из моего сына нахала, хулигана? Кто?» Да, так бы он и спросил. Я спрашиваю то же самое. Скажи, кто тебя сделал таким? Кто?

— Ты, — ответил Аарне. — Ты сделала меня таким.

Тетя Ида беспомощно заморгала. Кровь отлила от ее лица. Она как будто хотела что-то сказать, но не смогла. Аарне шагнул в ее сторону. Тетя шарила руками вокруг себя, как будто искала куда бы сесть. А стула не было. Раньше, чем кто-нибудь успел пошевелиться, тетя Ида упала.

И еще один день

ААРНЕ ЕЩЕ РАЗ ПЕРЕЧИТАЛ второй пункт двадцать третьего билета. Завтра первый экзамен — физика. Дни пролетели быстро, как во сне. Месяц, целый месяц. Сейчас уже конец мая, за окном шумит молодая листва, и вечером долго светло.

Аарне думал об экзаменах без особого страха. Почти каждый день они с Индреком занимались… и все было не так уж страшно!

Вчера на консультации к Аарне подошла Линда и сказала:

— Аарне, тетя Ида вернулась из больницы и хочет тебя видеть.

Аарне ничего не ответил. Он не мог ничего ответить. Был ли он виноват в том, что тетя Ида получила инфаркт? Конечно, был. Может быть, нужно было иначе вести себя? Но как… В восемнадцать лет так трудно решить, что именно следовало делать, чтобы тетя Ида не получила инфаркта. Да, Аарне вел себя, как умел.

Он сложил книги. К физике он больше не притронется. Завтрашний день покажет…

ОН ВЫШЕЛ. Солнце грело совсем по-летнему. Его охватила какая-то тоска. Он не умел ее определить. Улицы будто вымерли в полуденной жаре. В тени, высунув языки, лежали собаки. Девушка в купальнике полола грядки. Аарне не любил летний город. Он скучал по запаху свежего сена, по белым ночам, когда в тумане монотонно свиристит коростель. Ему хотелось подержать в руках косу, увидеть, как падает под ноги прохладная утренняя трава, ему хотелось послушать летним вечером далекую песню.

Он уже не думал о смысле жизни и прочих абстрактных вещах. Если уж тебе дана жизнь, то нужно жить — со смыслом или без него. Если у тебя нет смысла жизни, то ты живешь, как животное, если он у тебя есть, то ты живешь, как человек. И ведь нельзя же все время думать о смысле жизни. Смысл приходит, когда ты работаешь. Без работы могут быть только поиски. Лишь умирая, замечаешь, что всю жизнь ты чего-то искал и ничего не нашел. Может быть, ты этого даже не поймешь. Об этом знают другие, но они промолчат, потому что о мертвом не принято говорить плохо.

ОН БОЯЛСЯ ВСТРЕЧИ С МАЙЕЙ. Странно, то, что началось туманной декабрьской ночью, еще не кончилось. Как-то он получил от Майи письмо. Девушка упрекала его. Она писала, что Аарне ей во многом помог, а потом все разрушил, но она все-таки собирается в художественное училище. Аарне стало жутко. Это известие еще более обострило накопившееся чувство стыда. Аарне подумал, что он, может быть, причинил другому человеку непоправимое зло… Возможно, все было бы по-другому если бы он любил… Но любви нет, а притворяться Аарне не умеет. «Ты не смог втоптать меня в грязь», — писала Майя. Как могла она быть такой несправедливой? Или все несчастные женщины таковы? «Я обязательно буду счастливой, — закончила Майя, — назло тебе я буду счастливой». — «Она права, — думал Аарне. — У нее будет все — дом, тепло, уют». И тут же подумал, какой он по сравнению с Майей бездомный. Ему пришлось крепко сжать кулаки и приказать самому себе:

— Прочь сентиментальность!

Но сентиментальность поглаживала его по голове и улыбалась ему насмешливо и дружелюбно.

ВЕЧЕРОМ ОН ОТПРАВИЛСЯ на тихую улицу. На щебенчатой мостовой играли дети. Шелестели листья. Так же волнующе они шелестят в белые ночи.

Он нажал на кнопку звонка. Дверь открыла Линда. Она сказала, что тетя в своей комнате. На пороге в лицо ударил острый запах лекарств. В комнате было сумрачно, Аарне нерешительно остановился в дверях.

— А, — сказал кто-то, — проходи…

В углу на диване он заметил лежащую среди подушек тетю Иду. Аарне сел в кресло.

— Ну… как живешь?

— Хорошо, — ответил Аарне.

— Экзамены уже были?

— Нет, завтра первый.

Молчание. Где-то под потолком жужжала большая муха.

— Ничего, Аарне. Может быть, ты еще научишься уважать труд… видеть прекрасное…

— Может быть…

— Да…

Бессмысленные слова метались по комнате, как рыбы в аквариуме.

— Да, — сказала тетя, — время покажет, кто был прав… Может, и ты когда-нибудь поймешь, что… Как ты думаешь?

— Может быть…

— Да… так как угодничество… — Тетя достала из-под подушки носовой платок, высморкалась и продолжала: Очень… жаль, что среди молодежи так мало тех, кто в будущем не должны будут… да, ладно… зачем говорить об этом…

Аарне попытался улыбнуться и, не думая, сказал:

— Все равно умрем — насильственной смертью или естественной!

Тетя не обратила внимания на его слова и прошептала:

— Ну что ж, Аарне… Мне хочется, чтобы у тебя все было хорошо… Земля зарастет травой… Как все просто, не правда ли?

— Да, конечно… — «Как идиот», — подумал про себя Аарне. — Я должен идти…