О том, что сильнее нас - [19]

Шрифт
Интервал

* * *

Вот и пещера. Лёд… Ну-ну… Льда-то нет! Ни одной сосульки, ни одного кристалла. Даже ледник под входной осыпью, которому четыре сотни лет и в котором я собственноручно в августе рубил ступени на той наклонной полке, и тот за зиму растаял. Не полностью, конечно, но процентов на восемьдесят. Так что лестницу, которую взяли с собой, повесили больше из принципа и для тренировки: спуститься и подняться можно и пешком. Привираю, конечно, — немножко льда есть: останки ледника и замерзший ручеёк метров двадцать длиной. Прощай вся намеченная исследовательская программа и половина фотографической! А всё равно удивительно. В Ломоносовской, Хрустальной, других пещерах, сидящих на этих же подземных речках, льда хватает. В Ломоносовской на верхнем входе наблюдались совершенно поразительные листовые кристаллы льда размером с обеденную тарелку, так я, идиот, даже не стал их фотографировать. Рассудил, что в самом верхнем входе системы, в котором мы сейчас и сидим, они должны быть ещё эффектнее, а на плёнку коммунизма нынче не наблюдается. Пара роликов всего осталась… То есть — совсем ерунда какая-то. Зимой ветер в пещерах дует от нижнего входа к верхнему, к верхнему входу влажным подходит и, вступая в зону, где вниз стекает холодный воздух с поверхности, отдаёт все свои запасы воды. Намораживая колоссальные количества льда. А здесь как будто пещеру заливали кипятком, растопили всё, что можно. Всё, что за сотни лет намораживалось, — не просто растаяло, но растаяло ЗИМОЙ! Офигеть.

Ничего, впереди вторая половина программы. На реках и водопадах. Дальняя часть пещеры, говорят, и безо всякого льда весьма красива и эффектна. Сейчас нужно проползти метров тридцать узостями, потом спуститься полкилометра по Белой речке, подняться километр по Берёзовому ручью, и — на месте. Не так уж быстро — сложностей хватает. Например, полузакрытый сифон на середине Белой речки, у которого есть, правда, два «сухих» обхода: справа сорокаметровый в рост и слева двухсотметровый ползком по жидкой глине. Или — большие озёра без берегов на Берёзовом ручье, для которых мы тащим лодки.

Вот и сифон. Разумеется, правый обход не находится, как ни ищем (на обратном пути он находится без проблем и в самом очевидном месте, но это так и должно быть), так что ползём левым. Широко, луч фонаря до стен почти не пробивает, и низко, мало где на четвереньки-то встать можно. Совершенно непонятно, в какую сторону ползти по этой бесконечной щели. Приходится изрядно шарахаться вокруг, разведывая путь. Мерзость. Холодно, грязно, жидко. Приблизительно на середине всего безобразия, судя по карте, клизмотрон сей выходит краешком на ещё один ручей, длиной метров сто — сто пятьдесят, с тупиками с двух сторон. Это место пропускать не надо, лишние сотни метров такой гадости отнимут много сил, которых и так понадобится изрядно. Чем ближе к предполагаемому повороту, тем чаще устраиваем разведки. Одним человеком. Остальные, уже уставшие, тем временем «отдыхают», лежа вповалку на сепульках.

– Володь, тут странное, пойдём, посмотришь, — возвращается из разведки Алексей.

– Ручей?

– Ручей. Только — это видеть надо.

– Всем идти?

– Нет, Машку можно оставить, пусть отдыхает.

Щель сужается. Узкий лаз в стенке. Сюрприз — оказывается, по ручью вовсе не такая щель, а вполне вразумительная галерея. Свод высокий, идти можно, над головой метр пространства. Ширина галереи — метров шесть, четыре из них занимает тот ручей. Лёшин след кончается прямо здесь же, в метре от очка, сквозь которое мы влезли в галерею. Ручей выходит из непроходимо-узкого сифона и уходит в такой же. Возможно, кошка и пролезла бы, но только если свободным нырянием, без акваланга. И даже, наверное, только без гидрокостюма. Словом — чуть ниже уровня воды дырка с кулак, вот и весь «сифон». Глубина в ручье между сифонами по щиколотку, течение еле-еле заметно. Топкая глина — как в русле, так и на берегу. Крупной рябью покрытая. От паводка. Жуткий напор был, видимо. А прямо по руслу, от сифона к сифону — стёжка следов. Человеческих. Чётких и свежих. Из ниоткуда в никуда. Сюжетец – прямо по Честертону. Ладно, сыграем и мы в патера Брауна. В шеренгу по трое параллельно следу — шагом арш! Замеряем, интерполируем… Итак, след оставлен кем-то высотой около ста шестидесяти и весом около пятидесяти. Между прочим, вполне соответствует размеру тех лыж… Сапоги сорокового размера. Тоже соответствует, по такому холоду на два носка и с тремя размерами в запасе. А перед обоими сифонами, там, где свод опускается до метра с небольшим, — картина строго та же, что и с лыжнёй. Вот последний чёткий отпечаток, а вот тот хрен, который дальше. И на колено никто не становился, и баллонов рядом никто не клал. Да и вертолёт не пролетит, и подводная лодка не пролезет. Как гласил вердикт хирурга из того же анекдота, вынесенный по поводу вторичного падения того же попа с той же колокольни, второй раз — это, наверное, тенденция. Во всяком случае, если эпизод с лыжнёй выглядел забавным приколом, то эта стёжка уже таких ассоциаций не вызывала. Возникло было желание сбегать за фотоаппаратом да пощёлкать, но природная лень взяла своё. Вкупе с соображением, что то, что может быть зафиксировано аппаратом, никогда ничего и никому не докажет. Стёжку следов в грязи можно в любом московском дворе изобразить и отснять. В точности такую же.


Еще от автора Владимир Аркадьевич Мальцев
Пещера мечты. Пещера судьбы

Уважаемые читатели! Предлагаемая вашему вниманию книга посвящена Кап-Кутану — одной из самых знаменитых пещер, входящих в десятку красивейших в мире. Она написана спелеологом, прошедшим под землей свыше тысячи километров и опубликовавшим около сорока научных робот, посвященных пещерам. В данном произведении, пожалуй впервые в отечественной литературе, предпринята попытка в художественной манере рассказать об исследовании пещер на примере Кап-Кутана и на примере одной из команд спелеологов. Автор не скрывает своей, во многом субъективной, позиции по отношению к описываемым событиям, людям.


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.