О телевидении и журналистике - [6]

Эта преамбула может показаться слишком длинной, но мне хотелось бы, чтобы артисты, писатели и ученые явно задали себе вопрос, желательно сообща, чтобы каждый из них не оказывался в одиночку перед выбором: нужно или нет принимать приглашение на телевидение; принимать ли приглашение, выдвигая свои условия или безо всяких условий, и т. д. Мне бы очень хотелось (мечтать не вредно), чтобы они сообща взяли в свои руки решение этой проблемы, попытались провести переговоры с журналистами (специализирующимися в этой области, или нет) с целью выработать своего рода соглашение. Само собой разумеется, что речь не идет о вынесении приговора журналистам или об объявлении им войны: журналисты часто сами страдают от требований, которые они вынуждены предъявлять. Напротив, речь идет о том, чтобы сделать их союзниками в размышлениях о том, каким образом можно общими усилиями бороться с угрозой инструментализации телевидения.

Решение о категорическом отказе выступать по телевидению не кажется мне правильным. Я даже считаю, что в некоторых случаях существует своего рода обязанность делать это, если обеспечены разумные условия. И при ориентации выбора необходимо принимать во внимание специфику телевизионного инструмента. Телевидение — это инструмент, позволяющий теоретически затронуть всех. Отсюда вытекает целый ряд предварительных вопросов: что из того, что я хочу сказать, может касаться всех? Готов ли я придать своей речи форму, доступную всем? Стоит ли она того, чтобы быть услышанной всеми? Можно даже пойти дальше и спросить себя: должно ли выступление быть понятным для всех? Одна из миссий исследователей и ученых, являющаяся особенно важной в случае общественных наук, — донести до всех результаты своих исследований. Мы являемся, как говорил Гуссерль, «чиновниками человечества», оплачиваемыми государством за открытия, относящиеся либо к миру природы, либо к миру общества, и мне кажется, что мы обязаны донести до всех наши достижения. Я всегда старался задавать себе заранее подобные вопросы как в случае согласия на участие в телепередаче, так и в случае отказа. И мне бы хотелось, чтобы все, кого приглашают на телевидение, задавали себе эти вопросы, и чтобы они оказались вынужденными задавать их себе, потому что критически настроенные телезрители задаются такими вопросами и спрашивают, видя приглашенных на экране: А есть ли им, что сказать? Находятся ли они в наилучших условиях для того, чтобы сказать это? Заслуживает ли то, что они говорят, быть сказанным именно в этом месте? Короче говоря, что они там делают?

Невидимая цензура

Вернусь к главному. Я начал говорить о том, что доступ на телевидение связан с сильной цензурой, с потерей независимости, причина которой в том, что сюжет разговора определяется другими, что условия коммуникации определяются другими, и, самое главное, что ограничение времени загоняет речь в такие рамки, что становится маловероятным что-либо сказать. Эта цензура, распространяемая как на приглашенных, так и на журналистов, способствующих ее применению, носит — вы ждете, что я скажу именно гак — политический характер. И действительно, существует политическое вмешательство, политический контроль (который в частности проявляется через назначение на руководящие посты); но главное, правда в том, что в такие периоды как нынешний, когда существует целая резервная армия безработных и отсутствуют какие-либо гарантии занятости в области радио и телевидения, склонность к политическому конформизму проявляется особенно сильно. Люди сами подвергают себя сознательной или неосознанной цензуре, поэтому нет никакой необходимости призывать их к порядку.

Можно также вспомнить об экономической цензуре. В конечном счете, можно сказать, что именно экономический фактор определяет все на телевидении. И даже если недостаточно заявить, что происходящее на телевидении определяется его собственниками, заказчиками, размещающими там свою рекламу, а также государством, оказывающим финансовую помощь; что без знаний о том, кто хозяин той или иной телекомпании, какова доля ее заказчиков в бюджете и каковы размеры получаемой ею финансовой помощи, мы не можем ничего понять в ее функционировании, — то, тем не менее, не грех об этом напомнить. Небезынтересно узнать, что NBC принадлежит General Electric (это означает, что если вдруг ее работники решат взять интервью у живущих рядом с атомной станцией, то весьма возможно, что… впрочем, это никому не придет в голову…), что CBS — это собственность Westinghouse, что ABC — собственность компании Disney, что TF1 — собственность Bouygues. Все это через целую серию опосредованных механизмов приводит к определенным последствиям. Очевидно, что правительство, зная, что за Bouygues стоит TF1, не станет в случае необходимости применять к Bouygues надлежащие меры. Все это факты настолько простого и ipy6oro порядка, что их может выявить даже самая элементарная критика, но они скрывают за собой анонимные и невидимые механизмы, с помощью которых приводится в действие различного уровня цензура, превращающая телевидение в настоящий инструмент поддержания символического порядка.