О пьянстве - [27]
– В чем дело? – спросил я. – Нервничаете?
Он не ответил. Я налил стакан вина и сунул ему под нос.
– Вот, хлебните-ка… в животе успокоится…
Он отмахнулся с некоторым презрением.
Тут все и началось. Мне прицепили к уху приборчик, в котором французский переводили на английский. А меня надо было переводить на французский. Я был почетным гостем, поэтому ведущий начал с меня. Первое мое заявление звучало так:
– Я знаю целую толпу американских писателей, которым хотелось бы поучаствовать в этой программе. Мне же, в общем, все равно…
На этом ведущий быстренько переключился на другого писателя – старорежимного либерала, которого снова и снова предавали, но он умудрился сохранить веру. Я в политику не ввязывался, но сказал старикану, что морда у него приятная. Он не затыкался. Такие никогда не затыкаются.
Потом рот раскрыла писательница. Я налег на вино и не очень понял, о чем она пишет, – по-моему, о животных, дама писала рассказы о животных. Я ей сказал, что если она покажет мне ножки, я оценю, хороший она писатель или нет. Она не показала. На меня все время пялился мозгоправ, прописавший Арто шок. Заговорил кто-то еще. Какой-то французский писатель с закрученными усами. Ничего не сказал, но говорить никак не переставал[82]. Свет ярчал – желтел довольно вязко. Я весь взопрел. Дальше помню только, что я на парижских улицах, и везде этот поразительный нескончаемый рев и огни. На улице десять тысяч мотоциклистов. Я требую пойти поглядеть на хористок из канкана, но меня везут в отель, пообещав еще вина.
Наутро меня разбудил телефон. Критик из «Ле Монд».
– Здорово ты выдал, сволочь, – сказал он, – а те другие даже не вздрочнули…
– Что я делал? – спросил я.
– Не помнишь, что ли?
– Нет.
– Ну так я тебе скажу. Ни одна газета против тебя ничего не написала. Французскому телевидению пора увидеть честность.
Когда критик повесил трубку, я повернулся к Линде Ли:
– Что там было, малышка? Что я натворил?
– Ну, ты схватил даму за ногу. Потом стал пить из горла. Что-то говорил. И неплохо говорил, особенно вначале. Потом этот парень, который вел программу, говорить тебе не давал. Рукой зажимал тебе рот и твердил: «Заткнитесь! Заткнитесь!»
– Что, правда?
– Со мной рядом Роден сидел. И все время говорил мне: «Угомони его! Угомони!» Он же тебя не знает. В общем, под конец ты содрал с уха наушник, хлебнул еще раз из горла и ушел с программы.
– Пьяный хам, да и только.
– Потом добрел до охраны и цапнул одного за воротник. Потом выхватил нож и стал всем грозить. Они так и не поняли, шутишь ты или нет. Но потом все-таки навалились и вышвырнули тебя.
***
Поездка [до Ниццы] заняла десять часов. Прибыли мы в 11 того вечера. Никто нас не встречал. Линда кому-то позвонила. Очевидно, они были дома. Я видел, как Линда разговаривает и жестикулирует. Длилось это сколько-то. Затем она повесила трубку и вышла.
– Они не желают нас видеть. Мать плачет, а дядя Бернар буянит где-то в комнате… «Я не потерплю человека такого сорта у себя в доме! Ни за что!» Они посмотрели программу. Ведущий был одним из героев для дяди Бернара. Дядя взял трубку, и я спросила у него, где они были в тот день, а он сказал, что они намеренно ушли из дому, чтобы не приходилось отвечать на звонки. Он заставил нас сюда ехать ни за чем, он намеренно дал нам приехать в такую даль, чтобы как-то, блядь, отомстить. Матери он сказал, что тебя вышвырнули с вокзала! Это не правда, ты сам вышел!
– Ладно, – сказал я, – давай снимем номер в гостинице.
Одну мы нашли напротив вокзала, взяли номер на втором этаже, вышли оттуда и отыскали уличное кафе, где подавали недурное красное вино.
– Он мозги матери промыл, – сказала Линда. – Уверена, она сегодня ночью глаз не сомкнет.
– Я не возражаю, если не увижу твоего дядю, Линда.
– Да я о матери думаю.
– Пей давай.
– Подумать только, загнать нас на поезде в такую даль – впустую.
– На моего отца похоже. Он постоянно такие штуки вытворял.
И тут к нас с клочком бумаги подошел официант.
– Ваш автограф, сэр.
Я расписался и нарисовал картинку.
По соседству располагалось еще одно питейное заведение. Я посмотрел направо, а там 5 французских официантов хохотали и размахивали руками. Я захохотал в ответ, отсалютовал им выпивкой. Все 5 официантов поклонились. Постояли немного на том же расстоянии, переговариваясь друг с другом. Потом ушли прочь.
пьяница с маленькими ногами[83]
