О пьянстве - [16]
– Ладно, – объявил я, – всем выпить! Мне тоже.
Я выложил пятерку.
Томми принялся разливать. Кто-то мне кивал, кто-то говорил спасибо.
Я сказал:
– И вам спасибо.
Я выпил свое, и Томми сгреб пятерку.
– Ты должен бару $3.15, – сказал он.
– Запиши мне в счет.
– Лады. Фамилия?
– Чинаски.
– Чинаски. Слыхал про пшека, который…
– Слыхал.
Выпивка мне лилась до закрытия. На последней порции я огляделся. 2 часа ночи, пора закрываться. Хелен не было. Хелен улизнула. Хелен наврала. Совсем как те сучки, подумал я, боятся долгой жесткой скачки…
Я встал и подался обратно к своим меблирашкам. Довольно недалеко, и луна светила ярко. Шаги мои отдавались; звук был такой, будто кто-то идет за мной. Я огляделся. Неправда это. Я был вполне один.
Заметки старого козла[44]
Вот что доконало Дилана Томаса.
Сажусь в самолет со своей подругой, звукорежиссером, оператором и продюсером. Камера работает. Звукорежиссер привесил микрофончики к подруге и ко мне. Лечу в Сан-Франциско на свой поэтический вечер. Я – Генри Чинаски, поэт. Я глубок, я великолепен. Хуйня. Впрочем, да, хуйня у меня действительно великолепная.
«Канал 15» подумывает снять обо мне документальный фильм. На мне – чистая новая рубашка, а моя подруга экстазна, великолепна, ей чуть-чуть за тридцать. Она лепит, пишет, чу́дно занимается любовью. Камера тычется мне в лицо. Я делаю вид, что ее тут нет. Пассажиры наблюдают, стюардессы сияют, землю у индейцев украли, Том Микс[45] помер, а я отлично позавтракал.
Но не могу не думать о тех годах, что провел в одиноких комнатах, когда кроме хозяек, требовавших вернуть долг за квартиру, да ФБР ко мне никто не заходил. Я жил с крысами, мышами и винищем, а кровь моя лезла на стены в мире, который я не мог постичь, да и сейчас не могу. Чем жить их жизнью, я голодал; сбежал в собственный разум и спрятался там. Закрыл все ставни и пялился в потолок. Если куда-то и выходил, то лишь в бар, где клянчил выпивку, был мальчиком на побегушках, меня били в переулках сытые и обеспеченные люди, скучные и приличные. Ладно, в нескольких драках я победил, но только потому, что был психом. Целые годы я жил без женщин, питался арахисовым маслом, черствым хлебом и вареной картошкой. Я был придурком, олухом, идиотом. Я хотел писать, но печатка вечно сдавалась в ломбард. Тогда я бросал и пил…
Самолет взлетел, и камера заработала. Мы с подругой беседовали. Принесли выпивку. У меня были стихи и прекрасная женщина. Жизнь налаживалась. Но капканы, Чинаски, берегись капканов. Ты долго сражался за то, чтобы писать слова так, как хочется. Да не собьют тебя с толку подхалимаж и кинокамера. Помни, что сказал Джефферз – даже самый сильный может попасть в капкан, как Бог, ходивший некогда по земле[46].
Так вот, Чинаски, ты – не Бог, расслабься и выпей еще. Может, надо сказать что-то глубокое для звукорежиссера? Нет уж, пусть потеет. Пусть все они попотеют. Это у них фильм горит. Прикинь размеры облаков. Ты летишь с директорами из «Ай-би-эм», из «Тексако», из…
Ты летишь с врагом.
На эскалаторе из аэропорта мужик у меня спрашивает:
– Чё за камеры? Что тут происходит?
– Я поэт, – отвечаю я.
– Поэт? – переспрашивает он. – А зовут как?
– Гарсиа Лорка, – отвечаю я….
Ну ладно, Норт-Бич – другое дело. Они там все молодые, ходят в джинсах, тусуются. А я старый. Где та молодежь 20-летней давности? Где Джо-Рывок?[47] Где прочие? Так вот, я был в Сан-Франциско 30 лет назад и Норт-Бича там избегал. А теперь по нему иду. Вижу свою физиономию на плакатах. Осторожней, старик, присоску уже прицепили. Крови жаждут.
Мы с подругой идем с Марионетти. Вот они мы какие – гуляем вместе с Марионетти. С Марионетти хорошо, у него очень нежные глаза, и молоденькие девчонки тормозят его на улице поговорить. Теперь, думаю я, в Сан-Франциско можно было б и остаться… но я уже ученый; мне надо лишь обратно в Лос-Анджелес, к своему пулемету, установленному на окне в передний двор. Может, Бога они и поймали, но Чинаски слушает советы дьявола.
Марионетти уходит, а тут битницкая кофейня. Я раньше никогда не бывал в битницких кофейнях. И вот теперь я – в битницкой кофейне. Нам с подругой дают лучшее – по 60 центов за чашку. Круто. Оно того не стоит. Ребятишки сидят, попивают кофе и ждут, чтоб произошло. Ничего не произойдет.
Мы переходим через дорогу в итальянское кафе. Марионетти возвращается с парнем из «С.-Ф. Хроники»[48], который в своей колонке написал, что я – лучший мастер рассказа после Хемингуэя. Я объясняю ему, что он неправ: уж не знаю, кто лучше всех после Хемингуэя, но это не Х. Ч. Я слишком небрежен. Недостаточно сил вкладываю. Устал.
Возникает вино. Паршивое. Дамочка приносит суп, салат, миску равиоли. Еще одна бутылка плохого вина. Ко второму не приступаем – слишком наелись. Базар бессвязен. Мы и не напрягаемся, чтобы блеснуть. А может, и не можем. Уходим.
Плетусь за ними в горку. Иду со своей прекрасной подругой. Меня начинает рвать. Паршивое вино. Салат. Суп. Равиоли. Я всегда блюю перед чтениями. Хороший знак. Острота прорезывается. Пока взбираюсь на горку, в брюхе у меня нож.
Нас сажают в комнату, оставляют несколько бутылок пива. Я просматриваю стихи. Я в ужасе. Рыгаю в раковину, рыгаю в сортир, рыгаю на пол. Готов.
Роман «Женщины» написан Ч. Буковски на волне популярности и содержит массу фирменных «фишек» Буковски: самоиронию, обилие сексуальных сцен, энергию сюжета. Герою книги 50 лет и зовут его Генри Чинаски; он является несомненным альтер-эго автора. Роман представляет собой череду более чем откровенных сексуальных сцен, которые объединены главным – бесконечной любовью героя к своим женщинам, любованием ими и грубовато-искренним восхищением.
Чарльз Буковски – культовый американский писатель, чья европейская популярность всегда обгоняла американскую (в одной Германии прижизненный тираж его книг перевалил за два миллиона), автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности. Буковски по праву считается мастером короткой формы, которую отточил в своей легендарной колонке «Записки старого козла», выходившей в лос-анджелесской андеграундной газете «Открытый город»; именно эти рассказы превратили его из поэта-аутсайдера в «кумира миллионов и властителя дум», как бы ни открещивался он сам от такого определения.
Вечный лирический (точнее антилирический) герой Буковски Генри Чинаски странствует по Америке времен Второй мировой… Города и городки сжигает «военная лихорадка». Жизнь бьет ключом — и частенько по голове. Виски льется рекой, впадающей в море пива. Женщины красивы и доступны. Полицейские миролюбивы. Будущего нет. Зато есть великолепное настоящее. Война — это весело!
«Хлеб с ветчиной» - самый проникновенный роман Буковски. Подобно "Приключениям Гекльберри Финна" и "Ловцу во ржи", он написан с точки зрения впечатлительного ребенка, имеющего дело с двуличием, претенциозностью и тщеславием взрослого мира. Ребенка, постепенно открывающего для себя алкоголь и женщин, азартные игры и мордобой, Д.Г. Лоуренса и Хемингуэя, Тургенева и Достоевского.
Это самая последняя книга Чарльза Буковски. Он умер в год (1994) ее публикации — и эта смерть не была неожиданной. Неудивительно, что одна из главных героинь «Макулатуры» — Леди Смерть — роковая, красивая, смертельно опасная, но — чаще всего — спасающая.Это самая грустная книга Чарльза Буковски. Другой получиться она, впрочем, и не могла. Жизнь то ли удалась, то ли не удалась, но все чаще кажется какой-то странной. Кругом — дураки. Мир — дерьмо, к тому же злое.Это самая странная книга Чарльза Буковски. Посвящается она «плохой литературе», а сама заигрывает со стилистикой нуар-детективов, причем аккурат между пародией и подражанием.А еще это, кажется, одна из самых личных книг Чарльза Буковски.
Чарльз Буковски – один из крупнейших американских писателей XX века, автор более сорока книг, среди которых романы, стихи, эссеистика и рассказы. Несмотря на порою шокирующий натурализм, его тексты полны лиричности, даже своеобразной сентиментальности.Свой первый роман «Почтамт», посвященный его работе в означенном заведении и многочисленным трагикомическим эскападам из жизни простого калифорнийского почтальона, Буковски написал в 50 лет. На это ушло двадцать ночей, двадцать пинт виски, тридцать пять упаковок пива и восемьдесят сигар.
Этот сборник рассказов понравится тем, кто развлекает себя в дороге, придумывая истории про случайных попутчиков. Здесь эти истории записаны аккуратно и тщательно. Но кажется, герои к такой документалистике не были готовы — никто не успел припрятать свои странности и выглядеть солидно и понятно. Фрагменты жизни совершенно разных людей мелькают как населенные пункты за окном. Может быть, на одной из станций вы увидите и себя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
«Я работал на бойнях, мыл посуду; работал на фабрике дневного света; развешивал афиши в нью-йоркских подземках, драил товарные вагоны и мыл пассажирские поезда в депо; был складским рабочим, экспедитором, почтальоном, бродягой, служителем автозаправки, отвечал за кокосы на фабрике тортиков, водил грузовики, был десятником на оптовом книжном складе, переносил бутылки крови и жал резиновые шланги в Красном Кресте; играл в кости, ставил на лошадей, был безумцем, дураком, богом…» – пишет о себе Буковски.
Блокнот в винных пятнах – отличный образ, точно передающий отношение Буковски к официозу. Именно на таких неприглядных страницах поэт-бунтарь, всю жизнь создававший себе репутацию «потерянного человека», «старого козла», фактотума, мог записать свои мысли о жизни, людях, литературе. Он намеренно снижает пафос: «Бессвязный очерк о поэтике и чертовой жизни, написанный за распитием шестерика», «Старый пьянчуга, которому больше не везло», «Старый козел исповедуется» – вот названия некоторых эссе, вошедших в эту книгу.