О прозе и поэзии XIX-XX вв.: Л. Толстой, И.Бунин. Г. Иванов и др. - [156]
Война это «нещадная стужа» и «вьюга в трубах обгорелых», вода и «грязь по грудь», «смертный свист» и разрывы снарядов, война это, когда «На груди лежишь земной, Заслонясь от смерти черной Только собственной спиной». «Вот сейчас тебе и крышка, Вот тебя уже и нет».
Опыт войны был неимоверно тяжелый и жестокий, но он не сводился к одним потерям и разрушениям. Как уже отмечалось, военная действительность заставила во многом по-новому взглянуть на мир и человека. С началом войны значительно больше стали ценить самые простые вещи человеческого обихода, будь то хлеб или вода, лирическое стихотворение, песня или шутка, тихие радости самого обычного, ничем непримечательного существования.
Сложность, однако, состояла в том, что наряду с более высокой оценкой личности, индивидуального бытия (стало предельно ясно, что жизнь одна-единственная и что очень легко расстаться с нею), утвердился и более высокий взгляд на Россию, народ и то место и роль, которые призван был занять и сыграть отдельный человек в этой смертельной борьбе.
Отношение к смерти у Теркина мудро простое, не без некоторого фатализма. Конечно, он страшится смерти и не хотел бы умереть. Он «сник», «тоска согнула» его, когда он раненый остался на вражеской территории. Но даже тогда, весь в крови, «с лицом землистым», теряя сознание, он владеет собой и даже пытается шутить.
Надо сказать, что к шутке и балагурству Теркин прибегает обычно в минуты жизни трудные, а то и — очень тяжелые. Для него и для других это своего рода отдушина, помогающая восстановить душевное равновесие, не впадать в тоску и отчаяние.
Мы видим как в глухую пору войны (глава «О награде») Теркин в шутливом тоне мечтает о времени, когда войны уже не будет и можно будет приехать в отпуск в родные края, попасть на вечеринку к девчатам, вспомнить о боях-походах, да и награды свои показать. И этот разговор увлекает солдат, боль отпускает их души. На какое-то мгновение они перестают думать о том, о чем нельзя было забывать и чем сочувственно и с беспощадной правдой напоминает автор, что до конца войны еще очень и очень далеко, что в родных местах хозяйничают оккупанты, что «туда дороги нет», что многим из них не суждено будет вернуться с войны.
Да, война, действительно, явилась невиданным испытанием. Силе и жестокости врага, его технике и умению воевать требовалось противопоставить нечто превосходящее во всех отношениях. В главе «Поединок» — Твардовский не скрывает горькой правды: что «немец был силен и ловок», а Теркин «знал, что в этой схватке он слабей». И, тем не менее, он побеждает: силы его удваивает яростная ненависть к захватчику, в котором совсем мало было человеческого: «Человек ты? Нет. Подлец!»
Разумеется, не в одной ненависти к врагу, даже если она была святая, было тут дело. Поистине животворным источником силы стало заметно обострившееся во время войны чувство кровной причастности и любви к месту, где родился, к России. Для Теркина это была Смоленщина. Все здесь для него полно сокровенного смысла, по-особому дорого и памятно ему: и поля, и леса, и речки, и рожок, на котором играл смоленский дед.
Теркин, русский солдат, был рожден этой землей, он являлся как бы частью ее и продолжением. И было бы просто немыслимо разделить ее с ним, отделить его от нее: все здесь живет им, и он живет во всем, это красота земная и вне его и в нем самом. Ведь он сумел рассмотреть и полюбить совсем неброскую красоту своей земли, и она, в свою очередь, побуждает его к глубоким раздумьям о жизни.
Весьма значительно и символично в этом смысле лирическое отступление в главе «Генерал». Мы видим, что Теркин и речка, как это и положено между близкими и родными (реченька течет в сторону родимую), понимают друг друга и приходят на помощь в беде. И, конечно, победить Теркина абсолютно невозможно: ведь все заслоны, которые выставит против него враг, очень легко и свободно пройдет и обойдет «реченька», его друг и помощница, утешительница в горе. Она должна донести на своих волнах весть о сыне, которую давно заждалась его мать. Именно об этом просит речушку Теркин. Он верит, что мать не может не почувствовать, о чем «курлычит в тихой ласке» река, и он понимает, что для нее, живущей под властью врага, для нее, непрестанно ждущей сына и освобождения, эта весть будет равносильна воскресению из мертвых.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.