О природе человека - [58]

Я сомневаюсь, чтобы какое-то высшее животное, например орел или лев, когда-нибудь получило бы орден Почета по облагороженным критериям, принятым в нашем обществе. Однако определенный альтруизм они проявляют довольно часто, и формы его вполне понятны человечеству^{162}. Альтруизм этот распространяется не только на потомство, но и на других представителей того же вида. Некоторые мелкие птицы, например зарянки, дрозды и синицы, предупреждают сородичей о приближении ястреба. Они припадают к земле и издают характерный тонкий, пронзительный свист. Хотя акустика предупреждающего сигнала такова, что обнаружить его источник затруднительно, сам по себе этот свист кажется весьма жертвенным. Птице, которая заметила хищника, было бы разумнее не выдавать своего местоположения, а просто затаиться в тишине.

Возможно, самыми альтруистичными млекопитающими после человека являются шимпанзе. Они не только делятся мясом после совместных охот, но еще и усыновляют детенышей. Джейн Гудолл наблюдала три подобных случая в заповеднике Гомбе-Стрим в Танзании. Осиротевшие детеныши были усыновлены взрослыми братьями и сестрами. Особенно интересно (по теоретическим причинам, о которых мы вскоре поговорим) то, что альтруистическое поведение демонстрировали ближайшие родственники, а не опытные самки, имеющие собственных детенышей, ведь они могли бы обеспечить сирот молоком и дать им более адекватную социальную защиту.

Несмотря на обилие подобных примеров среди позвоночных, альтруистическое самоубийство, сходное с человеческим самопожертвованием, встречается только у низших животных, в частности у социальных насекомых. Многие члены колоний муравьев, пчел и ос готовы защищать свои гнезда от захватчиков с безумной смелостью. Именно поэтому люди с осторожностью приближаются к пчелиным ульям и осиным норам, но совершенно спокойно чувствуют себя возле гнезд одиночных видов — галиктов и ос-землероек.

Социальные нежалящие пчелы тропиков кружатся над головами людей, которые слишком приблизились к их гнездам. Они настолько сильно вцепляются в волосы, что при попытке отцепить их головы отрываются от тел. Некоторые виды во время таких жертвенных атак выпускают на кожу едкий секрет. В Бразилии таких насекомых называют cagafogos («какающие огнем»), Великий энтомолог Уильям Мортон Уилер назвал встречу с «ужасными пчелами», во время которой они буквально срывали кожу с его лица, самым тяжелым испытанием в своей жизни.

У рабочих пчел есть жало, окаймленное загнутыми назад зубцами, подобными рыболовным крючкам. Когда пчела нападает на незваного гостя, вторгшегося в улей, жало протыкает кожу. Пчела улетает, а жало с ядовитой железой и большей частью внутренностей остается в коже захватчика. Пчела вскоре умирает, но такая атака гораздо более эффективна, чем если бы ей удалось сохранить свое жало, ограничившись одним укусом. Ядовитая железа продолжает выделять яд в рану, а основание жала издает запах, напоминающий запах банана. На этот запах слетаются другие члены колонии и совершают такие же самоубийственные атаки в том же самом месте. С точки зрения колонии в целом, самоубийство индивида полезнее, чем его жизнь. В улье живет от 20 до 80 тысяч рабочих пчел. Все они сестры, появившиеся на свет из яиц, отложенных царицей. Каждая пчела живет всего около 50 дней, а потом умирает от старости. Поэтому самоубийство — это мелкая жертва, не наносящая вреда генетическому наследию.

Мой любимый пример из мира социальных насекомых — африканские термиты со сложным научным названием Globitermes sulfureus. Термиты-солдаты этого вида представляют собой ходячие бомбы — в буквальном смысле слова. Большая часть их тела закрыта огромными парными железами, отходящими от головы. Когда эти термиты атакуют муравьев или других врагов, они выделяют изо рта желтый секрет. Он распыляется в воздухе и оказывается смертельным и для самих солдат, и для их противников. Распыление секрета осуществляется путем сокращения мышц стенки живота. Иногда сокращения оказываются настолько сильными, что живот и железы буквально взрываются, а защитная жидкость распыляется во все стороны.

Способность к абсолютному самопожертвованию вовсе не означает, что человеческий разум и «разум» насекомого (если таковой существует) работают одинаково. Но это означает, что импульс управляется вовсе не божественной или иной высшей силой, и ему можно найти более разумное биологическое объяснение. И такое объяснение тут же порождает для нас проблему: у павших героев нет детей. Если самопожертвование приводит к сокращению потомства, то гены, героев породившие, должны постепенно исчезать из популяции. Ограниченное истолкование дарвиновского естественного отбора привело бы нас именно к такому выводу: поскольку в популяции стали бы преобладать люди с эгоистическими генами, а гены альтруизма постепенно исчезали бы, то за время жизни многих поколений популяция вообще перестала бы быть способной к альтруизму.

Как же альтруизму удается сохраняться? В случае общественных насекомых ответ однозначен. Естественный отбор следует расширить с тем, чтобы включить в него родственный отбор. Термиты-солдаты, жертвующие собой, защищают всю колонию, включая царицу и царя — своих родителей. В результате более плодовитые братья и сестры солдат процветают и размножаются, и через них гены альтруизма умножаются в большем числе племянников и племянниц.