О них не упоминалось в сводках - [69]

У каждого фронта была своя школа, часто зависевшая от взглядов командующих артиллерией фронтов, армий и их штабов. Так, например, командующий артиллерией Ленинградского фронта считал необходимым проводить артподготовку с ограниченным количеством периодов. Поддержка пехоты во время атаки велась не по принципу всеми признанного огневого вала, а так называемым методом сползания, который выработал сам командующий.

Когда я был в штабе артиллерии Ленинградского фронта (летал туда для обмена опытом), командующий артиллерией настойчиво предлагал нам, волховчанам, применить этот метод. Но генерал Дегтярев и мы, операторы, сочли, что такой метод не> подходит для наших условий.

У командующих артиллерией других фронтов были свои взгляды на построение артподготовки, на методы поддержки атаки, на группировку артиллерии и другие вопросы артиллерийского наступления. На 1-м Украинском фронте применяли, например, так называемый нарастающий огневой вал, а при создании группировки большую часть орудий включали в группы поддержки пехоты. Генерал Дегтярев считал, что их девиз «Давать артиллерию тем, кто дерется» являлся своего рода страховкой, так как в случае неудачи можно было сказать командирам стрелковых полков: «Я вас обеспечил орудиями, а вы не справились с поставленной задачей». Сам генерал Дегтярев очень большое значение придавал стрельбе прямой наводкой, и мы иногда даже перебарщивали в этом деле.

Советские артиллеристы искали на всех фронтах наиболее эффективные формы, способы и методы применения крупных масс артиллерии. Надо сказать, что найденные формы и методы в общем оправдывали себя в конкретных условиях данного фронта. Во всяком случае, шаблона не было. Штаб артиллерии Советской Армии под руководством генерала Федора Александровича Самсонова обобщал весь опыт боевого применения и использования артиллерии: мы систематически получали по этому вопросу материалы с выводами и практическими рекомендациями.

Сборы офицеров-артиллеристов проводились в покинутой жителями прифронтовой деревушке. Кругом лиственный лес, густо припорошенный снегом. Все располагало к спокойной учебе. Главные пункты нашей программы: обобщение опыта организации и планирования артиллерийского наступления, выработка единых взглядов и ликвидация кустарщины в этом важном вопросе. Был рассмотрен весь комплекс работы артиллерийских командиров. Особое внимание уделялось подавлению живой силы и огневых средств противника в траншеях, так как гитлеровцы отказались от очаговой обороны и повсеместно перешли к траншейной системе.

Слушатели этой своеобразной фронтовой академии отнеслись к учебе с большим интересом. Напряжение было велико. Ежедневно десять часов занятий и четыре часа самоподготовки. Но многие засиживались над картами, схемами и планами сверх положенного времени: каждому хотелось получить как можно больше знаний.

Обмен боевым опытом и выработка единых взглядов и методов принесли значительную пользу при подготовке новой наступательной операции.

Одновременно с нами сборы проводил и разведотдел штаба артиллерии фронта. На эти сборы были привлечены офицеры-разведчики из артиллерийских штабов армий, дивизий и частей.

Организовали мы и конференцию с руководящим составом артиллерии, где были рассмотрены наиболее актуальные вопросы предстоящего наступления. В заключение мы с офицерами артиллерийских штабов провели трехдневную игру на картах.

Мне и моим товарищам по отделу приходилось выезжать в соединения на учения, на подведение итогов боевой подготовки. Проверка показала, что все штабы и войска готовились к предстоящему удару по противнику основательно. Полковые и батальонные учения проводились, как правило, на местности, где были оборудованы опорные пункты, скопированные с тех немецких позиций, которые предстояло штурмовать.

Перед планированием артиллерийского обеспечения опять остро встал вопрос о разведке, об уточнении расположения оборонительных сооружений и огневых средств противника. Нужно было провести аэрофотосъемку всех оборонительных рубежей, которые предстояло прорывать нашим войскам. Подсчитали площадь — цифра получилась очень солидная. Мы с майором П. В. Муштаковым, помощником начальника разведотдела, составили карту-заявку для съемки вражеской обороны на глубину до двухсот километров: на запад и юго-запад от Новгорода.

Генерал Дегтярев даже головой покачал.

— За такую работу воздушная армия вряд ли возьмется, генерал Журавлев сократит объем раза в два. И на меня обидится, что я ему такую пилюлю подсунул, — сказал он, но карту подписал. — А утверждать к Мерецкову идите сами.

Пошли мы к командующему. В непроглядной темени с трудом добрались до его дома. Мерецков внимательно рассмотрел карту-заявку. Возражений с его стороны не было, наоборот, он даже на некоторых рубежах увеличил площадь съемки. Заявка была утверждена. Муштаков тут же отправился в штаб 14-й воздушной армии к генералу Журавлеву. Тот долго изучал заявку, ворчал на Дегтярева, но потом сказал:

— Раз нужно — выполним в срок, все дело за погодой.

Порфирий Васильевич Муштаков следил за ходом съемки, подталкивал авиаторов. Этот офицер отличался большим трудолюбием и знанием дела. Если с Перловым иногда трудно было договориться по какому-либо вопросу, то я обращался к Муштакову, который понимал меня с полуслова. Он немедленно выполнял все наши заявки, доставал необходимые документы и справки. С ним приятно было работать. К нам он прибыл с должности начальника разведотделения штаба артиллерии 4-й армии. Сам ленинградец, там кончал артиллерийское училище. Мать его осталась в осажденном городе, в марте 1942 года была эвакуирована, но в дороге, на ледовой трассе Ладожского озера, умерла, так и не повидав сына…