О нем доложили Сталину - [35]

В себя Петр пришел только к обеду. Разбитый, с гудящей, как пустой котел, головой он явился в группу. Реакция на его появление со стороны Самутина говорила о том, что и эта проверка прошла успешно. В тот вечер и на следующий день ни он, ни Райхдихт не беспокоили Петра. А 20 апреля в его судьбе и в операции «ЗЮД» произошел очередной резкий поворот.

Накануне Гопф-Гойер доложил командованию 17-й пехотной армии вермахта собранные агентом Петренко сведения о частях 6-й армии Юго-Западного фронта. Они получили самую высокую оценку и укрепили положение Петра в абвере.

Вслед за этим последовало повышение по служебной лестнице. В присутствии Самутина, Руделя и Райхдихта Гопф-Гойер объявил о его назначении командиром разведывательной группы. В ее состав вошли агенты Чумаченко, в качестве заместителя, и радист Погребинский.

Первое знакомство с ними оставило у Петра не самое худшее впечатление. Путь Погребинского и Чумаченко мало чем отличался от того, каким прошли десятки других агентов абвера. Оба попали в окружение под Киевом, потом — лагерь для военнопленных, где их завербовал Самутин. Мотивом, подтолкнувшим и того, и другого к сотрудничеству с гитлеровцами, как предполагал Петр, вряд ли являлась ненависть к советской власти. Косвенным подтверждением служило то, что они сражались на фронте с первого дня войны. Поэтому Петр решил более внимательно присмотреться к ним.

Наибольший интерес вызывал Чумаченко. И не потому, что являлся его заместителем. У бывшего младшего командира Красной армии, в течение двух месяцев командовавшего отделением пехотинцев и попавшего в плен раненым, в душе должно было остаться хоть что-то советское и человеческое. На это рассчитывал Петр и принялся исподволь прощупывать его. В первых беседах Чумаченко держался настороженно и не шел на откровенность, но помог случай.

Закончились занятия по огневой подготовке. Райхдихт приказал Погребинскому собрать оружие и сдать дежурному по группе. Петр с Чумаченко остались одни. До обеда было больше часа. Возвращаться в казарму, пропахшую хлоркой, сапожным гуталином и потными портянками, они не испытывали желания и задержались в беседке.

Погода выдалась на загляденье. Теплый южный ветер приносил из степи бодрящее дыхание земли и новой жизни. Яркое майское солнце припекало почти по-летнему. Воздух звенел от радостного щебета птиц. Несмотря на войну, природа настойчиво возрождалась к жизни. Чумаченко жадно, всей грудью вдыхал бодрящий воздух, в его глазах разлилась тоска, и он с болью в голосе сказал:

— Земля плуга просит, а ее снарядами пашут.

— Ты что, агроном? — поинтересовался Петр.

— Не, был главным механиком.

— В колхозе, МТС?

— В колхозе.

— Хозяйство небось на боку лежало?

— Не, у нас было крепкое, по двадцать пять центнеров с гектара снимали, — голос Чумаченко потеплел, и он с тоской произнес: — Эх, сейчас бы пахать и сеять.

Петр почувствовал, что более походящего момента поговорить по душам может не представиться, и в тон ему заметил:

— Об этом придется забыть; войне не видно ни конца, ни края.

— Зато с нашим концом все ясно — не те, так другие… — Чумаченко осекся.

Эта фраза говорила о многом, и Петр не упустил возможности, чтобы глубже прощупать его. Но Чумаченко, испугавшись, наглухо замкнулся в себе и, сославшись на срочные дела, поспешил в учебный корпус. После этого он несколько дней с опаской поглядывал на Петра. Тот сохранял в отношениях ровный тон и больше не возвращался к этой опасной теме. Несколько фраз, оброненных Чумаченко в прошлой беседе, и само его поведение давали повод предположить, что умирать за гитлеровцев он не собирался. С Погребинским все было проще — тот плыл по течению.

Определившись с ними, Петр сосредоточился на сборе информации об участниках других агентурных групп и кадровом составе абвергруппы-102. Времени на это почти не оставалось. В последние дни Самутин и Райхдихт не давали продыха ни ему, ни Чумаченко, ни Погребинскому. В казарму они возвращались поздним вечером, обессиленные до предела, и замертво падали на кровати.

Такая интенсивность занятий и оживление, которое царило в штабе, наводили Петра на мысль: гитлеровцы что-то затевают на фронте. Его осторожные попытки хоть что-нибудь узнать у Самутина и Райхдихта не дали результата — они хранили молчание.

Подозрения Петра были не беспочвенны. Командование группы армий «Юг» активно готовилось к проведению наступательной операции, получившей кодовое название «Фридри-кус». Ее замыслом предусматривалось силами 6-й армии под командованием генерал-полковника Паулюса и группировки «Клейст» под командованием генерал-полковника Клейста окружить и уничтожить войска Юго-Западного фронта с последующим выходом к Ростову-на-Дону — воротам на Северный Кавказ. Наступление было запланировано на 18 мая.

До его начала оставались считаные дни. Поэтому командование вермахта остро нуждалось в свежих разведывательных данных о том, чем же ответит на этот удар Красная армия. Гопф-Гойер решил, что именно группа опытного Петренко должна первой осесть в тылу советских войск и обеспечить штаб 17-й пехотной армии необходимой информацией.