О началах жизни - [44]

Но мы, познав кое-что, как псы, возвращаемся на свою блевотину (см.: 2 Пет. 2: 22) и теряем небесные блага. Остается, и то лишь у некоторых, тоска о потерянном рае, а дел и трудов для возвращения его нет.

Новый повод к сугубому плачу о своей греховности, об измене Богу делами...

Вопрос. Душевность не есть ли проявление плотскости у верующих? Почему-то большинство очень склонно к душевности, любят сентиментальность, лирику в пении, в проповеди, елейность в голосе, обращении, поведении и т. д.?

Ответ. Не у верующих, а на верующих лишь заметнее эта душевность, поскольку особенно неестественна она христианам. Вместо ожидаемой духовности вдруг видишь ее суррогат — душевность, поэтому невольно и обращаешь внимание. Для меня это особенно было очевидным, когда я служил в Минске и видел пение верующими так называемых псальм. Ждут не дождутся они, когда окончится Литургия, после которой начинают петь эти псальмы. Положит тетушка в платочке щеку на ладошку, наклонит голову и чуть ли не со слезами поет какую-нибудь псальму, вроде «Гора Афон, гора святая»... Сердце щипет, бегут воспоминания. Она уже не в храме, а вся в прошлом: как была невестой, вышла замуж, хорошо или плохо жила в новой семье, а вот теперь старость, дети разлетелись и не слушаются, а то и обижают, некому пожалеть. И от этих сладких или горьких воспоминаний, от жалости к самой себе слезы уже сами собой потекли из глаз. Есть ли здесь хотя малейшая духовность? Это слезы душевные, плотские, Богом не приемлемые, ибо Господь лишь сердце сокрушенно о грехах и смиренно не уничижит (см.: Пс. 50:19).

Вопрос. А как смотреть на эмоциональность чисто религиозного характера? Например, представление себе и переживание страданий Господа или славы и радости Его Воскресения и другое?

Ответ. Здесь может быть у человека и душевность и духовность. Можно при воспоминании о страданиях Христовых чувствовать то же, что и при чтении интересного романа, в котором описываются муки невинного страдальца, т. е. раздражать свои нервы да слезки лить. Об этом много пишет епископ Игнатий (Брянчанинов), который говорит, что Господь отметает эту душевность. Она вредна, ибо подменяет собой духовность и, как будто удовлетворяя человека, на самом деле уводит его в сторону, прельщает.

Особенно это на женщинах заметно. Читая или слушая страстные Евангелия, они часто начинают рисовать в своем воображении картины предательства, избиений, оскорблений, распятия Иисуса Христа, страданий Богоматери, и у них возникает сильная, чисто естественная жалость ко Христу, доходящая до слез и рыданий. Если при этом еще они считают, что тем самым угождают Господу, любят Его, т. е. что они этим совершают доброе дело, то это состояние их, развиваясь, может дойти до болезненных ненормальных проявлений, до истерики и полного нервного расстройства[15].

С точки зрения духовной, повторяю, этот процесс развития душевности только углубляет всем нам присущую прелесть (ибо преподобный Симеон Новый Богослов говорит, что все мы находимся в жестокой прелести). Посмотрите, как кошка жалеет своих котят, как сердце наше склонно сочувствовать даже совершенно постороннему человеку, попавшему в беду и тяжело страдающему, как подчас глубоко жалеем мы раненых животных или когда их жестоко бьют, — все это чувства естественные, так сказать, органические или биологические, присущие и людям, и всем тварям земным. Здесь нет никакой духовности, ибо нет никакого подвига борьбы со своим ветхим человеком. Это чистая душевность. Но если мы эту душевность (естественную жалость или радость или тем более развиваемые сознательно, с волевым напряжением, внутренние страдания или восторги) примем за духовность, т. е. за действие благодати Божией, то мы глубоко погрешим и станем на путь, ведущий уже прямо к прелести. Именно этим особенно грешит католичество, и у нас она, к сожалению, часто встречается, но, к еще большему сожалению, не всегда распознается, не всегда находит противодействие со стороны духовенства, большей частью неопытного в духовных вопросах, да и мало интересующегося ими.

Вопрос. А каково правильное отношение к страданиям Спасителя, ведь они невольно вызывают те чувства, о которых вы говорите как о душевных?

Ответ. Я не касаюсь сейчас догматической глубины вопроса. Господь пострадал по любви к нам, погибающим в пучине греха. И ответить на эту любовь Божию мы должны любовью, но любовью не естественного нервно-психического возбуждения (т. е. чисто природного, органического) и тем более искусственно развиваемого (как в католицизме), а исполнением заповедей Его, очищением себя покаянием, евангельским поведением тела своего, души и духа, т. е. так, как повелел Господь. Он прямо сказал: Меня любит тот, кто исполняет заповеди Мои (см.: Ин. 14:21), а не тот, кто лишь слезки проливает и ничего не делает. Любящий Господа отвечает на Его великий подвиг своим, хоть и малым подвигом — побеждает свои душевные и плотские состояния и влечения, поборает их, заменяет их духовными и постепенно становится един дух с Господом.

Епископ Игнатий (Брянчанинов) всех этих душевных христиан сравнивает с Надавом и Авиудом, сыновьями Аарона, которые принесли огонь чуждый в скинию и были поражены от Господа смертью (см.: Лев. 10:1–2). Когда христианин вместо духа, вместо исполнения заповедей, делом, словом, мыслью и всем настроением и всеми чувствами своими, как велел Господь, приносит Ему свои нервные, кровяные волнения, ощущения и т. п. и считает их за богоугодные и даже благодатные, как это имеет место у разных истеричек, у католиков, то Господь отметает их, не приемлет. И у нас среди православных мало найдешь людей, которые понимают, что эти состояния душевные, ложные, а не духовные.