О, Мексика! Любовь и приключения в Мехико - [12]
Лежа на залитом солнцем деревянном полу рядом с огромным кактусом-магуэем, я разглядывала свой новый дом. Несколько предметов мебели и декора были размещены весьма продуманно – я бы ничего не стала тут менять. Квартира была безупречной. И тут меня поразила мысль о том, какие мужчины обычно достигают таких высот в украшении интерьера, содержат квартиру в безукоризненной чистоте, заботятся о фэн-шуе, тщательно следят за прической и стилем, – вполне определенные мужчины. Ну, конечно! Должно быть, Октавио – гей. Он совершенно для меня недосягаем. Теперь я могу расслабиться: мы можем быть друзьями.
Облегченно вздохнув, я побрела в свою комнату. В ней ничего не было, за исключением голого матраса в углу. У меня не было ни простыней, ни одеял; может быть, я смогу на время взять что-нибудь у Октавио, когда он вернется. Я обнаружила, что в комнате есть встроенный платяной шкаф. Вешалок в нем не было, так что с распаковкой одежды мне пришлось подождать. Я сложила свои книги в стопку у стены и запихнула чемодан в шкаф.
Воспользовавшись одиночеством, я с удовольствием приняла долгий-предолгий душ. От чистоты ванной у меня поднялось настроение; впервые за несколько месяцев я не видела необходимости надевать в душ вьетнамки. Однако мускусный аромат дезодоранта Октавио напоминал мне о том, что я стою в душе у привлекательного мужчины, с которым я едва знакома.
Я огляделась в поисках его шампуня, поскольку свой забыла в отеле. Но, когда увидела его, передумала. Это была маленькая и дорогая на вид серебристая бутылочка. Это подтверждает мои подозрения, радостно подумала я. И не смогла удержаться и не посмотреть, какую еще косметику он держит в ванной.
Ничего поистине драматичного я не обнаружила. Однако созерцание себя самой в зеркале при естественном свете меня не воодушевило.
Закрывая дверь своей первой мексиканской квартиры, я больше не чувствовала себя туристом. Теперь я жила в компании с настоящим мексиканцем в настоящем мексиканском районе, о котором знать не знали ни подвыпившая молодежь с рюкзаками, ни облаченная в одинаковые спортивные костюмы рать туристов среднего возраста.
Я медленно брела по улице мимо площади с танцующим фонтаном. Может быть, я найду поблизости супермаркет? Но о приготовлении еды все равно речи не могло быть. Единственной утварью на кухне у Октавио был большой плакат с «Пинк Флойдом» и почти не используемая раковина. Интересно, чем он питается?
Мои размышления прервал запах жареного мяса и тортильи. Я перестала смотреть себе на ноги, подняла взгляд и обнаружила, что следующие три квартала превратились в один огромный ресторан. Тротуары были оккупированы множеством неистовых торговцев, жарящих и помешивающих еду, крича прохожим: ¡Gtiera! ¡Gtiera! ¡Tacos de bistec, suadero, longaniza, lengua, pastor! («Чего бы вы хотели?»)
Я попыталась игнорировать торговца такосами. Его ларек был особенно чудовищным с точки зрения человека, привыкшего к западным мясным лавкам. Отвратительные части туш животных, такие как рыла и разные внутренности, бросались в чан с булькающим свиным жиром. Ну, по крайней мере, здесь можно было понять, какое мясо ты ешь. Панчито рассказывал мне, что некоторые торговцы такосами жульничают, используя мясо бродячих собак.
— Ты поймешь, что ешь собаку, если тако стоит меньше, чем мясо, – предостерег он меня.
И это был не просто городской миф; Бакс уверял меня, что то и дело в газетах уличают то одного, то другого торговца в том, что они готовят собачье мясо.
Очередь из голодных мужчин с соседней стройплощадки ждала, весело переговариваясь. Торговец такосами сказал мне что-что, чего я не поняла, и все засмеялись.
— Я не понимаю, – сообщила я. – Можете повторить?
И он повторил очень медленно:
— Для белой девушки – бесплатно. Чего желаешь?
— Спасибо, но мне ничего не нужно. Может, в следующий раз, – сказала я, надеясь, что мне никогда не придется воспользоваться его предложением.
За соседним прилавком стояла команда полных женщин средних лет в гофрированных фартуках на обильных грудях. Они что-что помешивали в промышленных размеров котлах, издававших пряные ароматы. Это был comida corrida – своеобразный мексиканский фастфуд, когда вам подают одно заранее приготовленное блюдо с супом, хлебом, салатом или рисом, а потом еще десерт, и все это примерно за три бакса. Это был более разумный выбор, нежели такосы. Однако в прошлый раз, когда я пыталась съесть comida corrida, я не смогла осилить даже основное блюдо, и стряпуха расстроилась:
— Что не так? Вам не понравилось?
— Понравилось, но для меня это просто слишком много… – попыталась объяснить я, пока она сердито убирала мою тарелку. Мне не хотелось снова повторять подобный опыт.
Дальше был ларек с тортасами. В отличие от испанских тортасов, это не омлет, а сэндвич. Это поджаренная на решетке и завернутая в рулет лепешка с мясом, чили, обжаренными в масле бобами, сыром и авокадо.
Я села к стойке и попросила молодого человека в белом остроконечном поварском колпаке сделать мне тортас с куриной грудкой.
— Так тебе нравятся мексиканские тортас, güera? – Он улыбнулся мне, а потом отвернулся и подмигнул своему коллеге с большими зубами, который уже бросал курицу на решетку.
Игорь Дуэль — известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы — выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» — талантливый ученый Юрий Булавин — стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки.
Ну вот, одна в большом городе… За что боролись? Страшно, одиноко, но почему-то и весело одновременно. Только в таком состоянии может прийти бредовая мысль об открытии ресторана. Нет ни денег, ни опыта, ни связей, зато много веселых друзей, перекочевавших из прошлой жизни. Так неоднозначно и идем к неожиданно придуманной цели. Да, и еще срочно нужен кто-то рядом — для симметрии, гармонии и простых человеческих радостей. Да не абы кто, а тот самый — единственный и навсегда! Круто бы еще стать известным журналистом, например.
Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света. Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса — который безусловен в прозе Юрия Мамлеева — ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия. В 3-й том Собрания сочинений включены романы «Крылья ужаса», «Мир и хохот», а также циклы рассказов.
…22 декабря проспект Руставели перекрыла бронетехника. Заправочный пункт устроили у Оперного театра, что подчёркивало драматизм ситуации и напоминало о том, что Грузия поющая страна. Бронемашины выглядели бутафорией к какой-нибудь современной постановке Верди. Казалось, люк переднего танка вот-вот откинется, оттуда вылезет Дон Карлос и запоёт. Танки пыхтели, разбивали асфальт, медленно продвигаясь, брали в кольцо Дом правительства. Над кафе «Воды Лагидзе» билось полотнище с красным крестом…
Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.