О Ленине и Октябрьской революции - [85]

Все происходящее скрыто от народа. Город — в полном неведении. Лишь некоторые комиссары начинают понимать, что приближается трагедия. На Светланской, возле здания морского штаба, я встретил Проминского — ему в это время чистили ботинки.

— С утра пораньше начищаетесь, — заметил я.

— Да, — ответил он безразличным тоном, и закурил папиросу. — Через несколько минут я, может быть, буду болтаться на фонаре, а висеть в грязной обуви не хочется.

Я удивленно уставился на него, не понимая, шутит он или говорит серьезно. Проминский с той же беспечной улыбкой продолжал:

— Кончилось наше время. Чехословаки занимают город.

Он говорил правду: в конце улицы я заметил скопление войск. То же самое происходило в переулках. Солдаты стягивались со всех сторон, прибывали на шлюпках с другого берега бухты, на катерах с военных судов. Сверху, с холмов, и снизу, от молов, надвигалась на город, подобно густой пелене тумана, армия интервентов. Площади и улицы города кишат солдатней, вооруженной до зубов и увешанной гранатами, наводящими страх на жителей. Пожалуй, в них столько взрывчатки, что может взлететь на воздух весь город!

Оккупация развивается стремительно, все идет как по нотам, согласно заранее разработанному плану.

Японцы захватывают пороховые погреба, англичане — железнодорожный вокзал. Американцы выставляют усиленную охрану у здания своего консульства. Китайцы и другие занимают менее значительные объекты. Чехословаки со всех сторон окружают здание Совета. С криками «ура!» они бросаются в атаку, с шумом врываются в двери. Опускают и срывают красный флаг Советской республики, вместо него поднимают трехцветный флаг царской России. Владивосток переходит в руки империалистов.

«Совет пал!» — раздается на улице хриплый крик и с неимоверной быстротой разносится по городу. Завсегдатаи кафе выскакивают на улицу и оглашают ее радостными восклицаниями, подкидывая в воздух шляпы, громко приветствуя чехов. Совет и все созданное им — это для них сплошной кошмар. И вот он пал. Но им этого мало. Они готовы стереть с лица земли все, что напоминает о нем. Перед ними окаймленная камнями клумба, на которой цветами выложены слова: «Совет рабочих депутатов». Перепрыгнув через чугунную ограду, они разбрасывают камни, топчут ногами цветы, разгребают руками землю, чтобы нигде не осталось и корешка, ведь он может потом пустить побег, и снова вырастет цветок — символ ненавистного им Совета.

Глаза у них налились кровью, они задыхаются от лютой злобы. Им хочется сорвать ее на живом человеке.

БУРЖУАЗИЯ ТРЕБУЕТ РЕПРЕССИЙ

Один из них увидел меня...

— Иммигрант! Американская сволочь! — завопил он. — Кончать его! Придушить! Повесить! — Ко мне устремляется толпа злобно ругающихся, яростно размахивающих кулаками спекулянтов.

Но образовавшееся вокруг меня кольцо людей, видимо, намерено не дать меня в обиду. «Почему они решили заступиться за меня?» — удивляюсь я. Оказывается, это были сторонники Совета. Увидев, что мне грозит опасность, они пробились ко мне и встали между мной и теми, кто собирался линчевать меня, образовав своего рода живую преграду.

Чей-то голос тихо прошептал: «Уходите к морскому штабу. Идите не спеша, ни в коем случае не бегите». Подталкиваемый сзади толпою, я направляюсь к зданию морского штаба. Находясь уже против его дверей, я услышал сзади крик: «Беги!». Быстро проскочив в дверь, я скрылся в лабиринтах здания, а мои преследователи вступили тем временем в пререкания с чехословаками, стоявшими у входа.

В передней части здания на третьем этаже я нашел окно, из которого открывался вид на весь город. С этого наблюдательного пункта я мог видеть все и оставаться незамеченным. Направо и налево от меня — Светланская, кипящая, как котел. На этой улице, залитой яркими лучами утреннего солнца, всего двадцать минут назад было спокойно, а теперь на ней все хаотически смешалось — люди, краски, звуки. Японцы в синих куртках и белых гамашах, английские моряки с британским флагом, чехословаки в одежде цвета хаки и с бело-зеленым флагом — все снуют взад и вперед, образуя встречные течения в завихрениях непрерывно разрастающегося человеческого водоворота.

В буржуазных кварталах со сказочной быстротой распространяется радостная новость: «Совет свергнут». Из будуаров, кафе и гостиных, в шелках, с расплывающимися в улыбке лицами спешат буржуи отпраздновать это событие. На Светланской настоящее гулянье, в толпе мелькают нарядные яркие платья, украшения, дамские зонтики.

Особенно счастливы дамы в великолепных праздничных нарядах. Их предупредили заранее, и поэтому они успели приодеться. Офицеры тоже красуются во всем блеске — в парадной форме, шитой золотом. Они без конца отдают друг другу честь, позвякивая шпорами, сопровождают дам или прогуливаются группами. Их сотни. Приходится удивляться, как только мог вместить их всех Владивосток!

А сколько тут буржуа! Все холеные, откормленные, тучные — хоть карикатуры рисуй с этих господ на весь их класс. С сияющими лицами они поздравляют друг друга, пожимают руки, обнимаются и целуются, не переставая восклицать при этом: «Совет свергнут! Совет свергнут!» — словно это пасхальное приветствие «Христос воскрес». Два огромных жирных чиновника, чуть не обезумев от радости, пытаются заключить в объятия друг друга, но толстые животы мешают им осуществить это желание. Стремясь обняться, они цепляются друг за друга, и с такой силой давят одним животом на другой, что того и гляди лопнут.