О Ленине и Октябрьской революции - [6]

Эти поездки по стране, активная жизнь среди советских людей давали живые наблюдения, обогащали супругов множеством друзей в нашей стране, среди которых были рабочие, крестьяне, наркомы, самые знаменитые наши ученые, режиссеры, писатели, композиторы и самые обыкновенные домохозяйки.

— Мы приезжаем к вам, как к родным, у которых давно не были. Я радуюсь каждому новому дереву на ваших улицах, — говорит Люсита, так же как и муж пронесшая через десятилетия молодую, отзывчивую на все хорошее душу, молодой голос, молодые глаза.

Смотришь на супругов и приходишь к выводу, что в сущности оба они страшно похожи на тех Вильямсов на фотографиях, где они сняты с красногвардейцами, с дальневосточными партизанами, с коммунарами Украины, с девушками из трудовой колонии, сорок, тридцать, двадцать лет тому назад.

Когда Гитлер, подло нарушив договор о ненападении, бросил на Советский Союз всю свою военную мощь — двести дивизий, уже покоривших в короткое время сильнейшие государства континентальной Европы, Вильямсы жили в маленьком домике на острове Ванкувер. Альберт работал над новым изданием книги «Советы». Ничто — ни драматическое для нас начало войны, ни победные реляции гитлеровской ставки, ни мрачные прогнозы обозревателей нью-йоркских газет, уже гадавших, сколько — месяц или год — может выдержать Красная Армия сокрушительный напор гитлеровской военной машины, — не поколебало их веры в советский народ, в прочность социалистического строя, в патриотизм советских людей. Именно в те нечеловечески тяжелые для нас дни через океан полетела телеграмма Альберта, в которой он предсказывал неминуемую победу Красной Армии. И это не было выражением малодушного стремления спрятаться от фактов, выдать мечту за действительность. Эта телеграмма, напечатанная в свое время в советских газетах, была продиктована глубоким знанием нашей жизни, нашего человека, его преданности идеям коммунизма и его непоколебимой веры в большевистскую партию...

— Я помню, как, послав эту телеграмму, мы принялись обсуждать между собой возможные варианты развития военных событий и стали гадать, когда Красная Армия разобьет гитлеровцев — через месяц, через два, через год, — говорит Люсита, вспоминая тот далекий вечер на тихом острове, — и добавляет: о возможности поражения мы даже не говорили. Это не приходило нам в голову...

В дни, когда Советская Армия вела великое единоборство с объединенными силами фашизма, бывший красноармеец Альберт Вильямс, находясь за океаном, все же был в рядах сражающихся. Годы войны — пора нового расцвета его публицистической и журналистской деятельности. Он — редактор журнала «Сорвей грэфик», рассказывавшего американцам правду о жизни и борьбе их советского союзника, о воинах и партизанах, о тружениках советского тыла, о том, как на оккупированной немцами территории советские люди не складывают оружия и сохраняют дорогие им порядки. Он пишет на эту тему страстные статьи. Его книги о Советской Армии, о ходе войны на советско-германском фронте издаются, переиздаются, выходят огромными тиражами.

Он далеко от нас. Но, находясь за океаном, он с нами. Вместе с нами он радуется победе над гитлеризмом, посвящает ей взволнованные статьи...

Шли годы. Началась «холодная война». На Америку надвинулась и окутала ее отвратительная туча маккартизма. Охота на ведьм напугала иных из тех, кто называл себя нашими друзьями. На место малодушных отступников приходили новые друзья. Но Вильямс никогда, даже мысленно, не изменял своей первой любви, к которой Люсита его не ревнует, ибо сама разделяет ее — любви к Советской стране. Эта любовь укрепляется в них другой любовью, любовью к американскому народу. Четыре десятилетия этот славный человек не уставал пропагандировать идею дружбы двух великих народов, идею мирного доброжелательного сосуществования государств разных социальных систем. Именно он, кому когда-то Владимир Ильич собственноручно передал письмо о дружбе и взаимопонимании, адресованное американцам, был неустанным борцом за эту дружбу. Он и сам мог бы стать символом взаимопонимания, к которому сейчас так стремятся и советские и американские люди.

И вот теперь, когда в международной атмосфере повеяли весенние ветры, когда подтаивают гигантские ледяные редуты, которыми пропагандисты «холодной войны» постарались разделить наши страны, супруги Вильямсы вновь приехали в Москву. Несколько вечеров расспрашивал я их о том, какие заметили они у нас перемены. Они наперебой перечисляли все, что их поразило — спутники и моисеевский ансамбль, искусственная планета и жилые массивы Юго-Западного района Москвы, атомоход «Ленин», городок Московского университета, Уланова в роли Джульетты, какие-то наши гимнасты, фамилии которых я даже сам не знал. И то, что люди по утрам по пути на работу читают в метро книги, и то, что, приехав в Москву, они не увидели ни одного нищего...

— Чудесно, чудесно! — восклицает Люсита.

А Альберт задумчиво сказал:

— Если бы все это увидел Ленин. — И вдруг снова — уже не в первый раз за наше знакомство — прибавил: — Я простить себе не могу, что не послал тогда Ленину мою работу о нем...