О Кузьме, о Лепине и завещании Сталина и не только - [17]

Шрифт
Интервал

Права, никто не вечен, бобок, неотвратим роковой час! Мафусаил, убаюкивающий образ, согласно Библии, жил 969 лет, немного не дотянул до тысячи, хорошо в Библии об Аврааме сказано, умер, насыщенный днями, китаец Ли Чуант-янь жил 253 года, а достоверно, как дважды два, европейский рекорд — 186 лет, так жил венгр Золтан Петраж, в горных селениях Кавказа многие доживают до 150, но там другая, особая жизнь, спокойная, без нашей пустой, утомительной суеты, пища простая, грубая, мамалыга, сулугуни, овощи, фрукты, зелень, по праздникам — барашек, а то! естественно, на то он и праздник, в Грузии все пастухи до 100 лет живут, горы, чистый воздух. Говорят, век людской сокращается. Все люди смертны, Сократ смертен, ну еще пятнадцать лет, ну двадцать. Мы жестоко пострадали от войны, второй такой войны нам не выдержать. Очень даже возможно, что я один на этой земле живу страстной, напряженной думой о спасении и сохранении завоеваний Октября. Оставить великое дело не на кого! Живешь в вечном страхе, того гляди тебя, как куропатку, подстрелят или там эти, врачи, залечат на х.й, так-то и выходит, увы и ах, товарищ Сталин великий гений, товарищ Сталин великий вождь, а товарищу Сталину не с кем бутылку коньяка распить, в каждой шутке есть зерно правды: одинок я и обречен на холодное, глубокое одиночество, бирюком живу.

Мысль циклилась, снова вернулась к Лепину, к его азартному письму, в котором честный Лепин сполна излил наболевшую душу. Ищу человека! Днем с огнем! И вот товарищ Сталин осознал, что на самом деле ему хотелось бы по душам поговорить с этим Лепиным, поработать над ним. Нравится мне этот человек! Блажь, товарищ Сталин лирически, меланхолически расслабился, все сделалось вдруг необязательным, возможным, странным, а что если — искушение! — двинуть Лепина к Поскребышеву. Пусть работает у Поскребышева, дело найдется, мог бы курировать госбезопасность, давно пора создать такой сектор, руки не доходили. А то, что еврей, не помеха, был бы человек честный, открытый. Товарищ Сталин не антисемит, как думают некоторые, а профессионал, трезвый политик. На Лепина вполне можно положиться. И живет Лепин хорошими думами; а если немного увлекающийся мечтатель, беспокойный ум, не страшно и даже хорошо. С Дороном они отлично сработаются. На съезде его введем в ЦК, сначала в кандидаты, а почему бы и нет? Тут Сталин вовсе расчувствовался, теплая минута, сердце размягчилось, размагнитилось, размяк совершенно, впал в неподдельную мечтательность, загуляло воображение, вышло из-под контроля, зашалило, бывает, ему стало грезиться, вот он взял да и разрешил Вилле Свичинскому и вообще всем желающим евреям отъезд в Израиль, сердце не камень, подобрел товарищ Сталин, пусть едут, раз хотят, а что тут такого? лучше сейчас, при мне. Интересная картинка возникла и явилась его подслеповатому взору, он увидел еврейские толпы, очереди в ОВИР; бледные тени, размытые, неясные, необязательные, пропадающие контуры; дурной сон! видение неразборчиво и сразу пропало, но он успел разглядеть, сердце зашлось, потрясен, оскорблен! Нет, дорогой мой отец нового русского сионизма, дорогой Вилля, так у нас дело с тобой не пойдет, четвертную получишь, покачаешь яйца белому медведю.

С Израилем мы жестоко просчитались, величайшая глупость, какую только можно представить, фундаментальный ляп, пришлось проглотить обиду, затаить в душе хамство, ничто так не унижает и не оскорбляет, как ясное сознание собственного промаха, собственной глупости, товарищ Сталин простаком оказался, а ход обратно не возьмешь! Над нами смеется весь мир, Америка злопыхательствует, ликуют жидовствующие янки, да эта жопа Молотов во всем виноват, (против Молотова зрело раздражение); водолей, умник, считает себя докой в международных делах, МАПАМ, МАПАМ, болтал вздор, говорил тут, что МАПАМ и Джойнт глубоко страстно любят товарища Сталина, верят в него, в глазах евреев то и дело загорается свет преклонения и обожания, когда только слышат имя товарища Сталина; головой ручался этот мерзавец, что Израиль “на веки вечные” будет “неотъемлемой частью революционного лагеря, возглавляемого СССР”, намерен твердо идти в орбите нашей политики. Кретин! Вот и полетел с министров! Еще спрашивает, чем я тебе не угодил? Если бы не наша глупая политика на Ближнем востоке, вредоносная, преступная для России, не было бы на карте такого государства, как Израиль. Америка, особенно Англия были категорически против. А мы голоснули: за! Идиоты.

Вот она упущенная возможность!

Спохватились да поздно: поезд ушел, набрал скорость. Израиль с безоглядной легкостью изменил нам, сделался главным обидчиком, добра не помнит. Тут как тут эта отвратительная ябеда выскользнула, совсем некстати, явная липа, откуда-то вынырнуло и поспело письмо академика Минца, предлагается насильственное переселение евреев в их Еврейскую автономную область, там нам будет лучше, способнее, там у нас будет новая родина, обрезания, кошерное, синагога, не в Коктебель нас, так природой похожей на Израиль, а туда, подальше от Москвы и значимых политических центров, на край света, куда Макар телят гонял! край родимый, ваша область, сами выбрали себе место, ну и живите. Мутна природа письма Минца, подлая, подколодная мулька, коллективное письмо, сколько раз говорил, чтобы никаких коллективных писем не было, и Дорон подписал, от Дорона не ожидал, туда же, товарищ Сталин переселите нас в Еврейскую автономную область, холоймас, в Биробиджан нас всех, но кроме меня, спасите нас от черносотенцев, патриотов, от русских националистов, от погромов, от гнева народного, русского, беспощадного! Сами просят! Биробиджан — остроумнейшая шутка, никто не неволит, сами рвутся в Биробиджан!


Еще от автора Евгений Борисович Фёдоров
Проклятие

Публикуя в № 95 повесть Евгения Федорова “Кухня”, мы уже писали об одной из характерных особенностей его прозы — о том, что герои его кочуют из одной повести в другую. Так и в повести “Проклятие”, предлагаемой ниже вниманию читателя, он, в частности, опять встретится с героями “Кухни” — вернее, с некоторым обобщенным, суммарным портретом этой своеобразной и сплоченной компании недавних зеков, принимающих участие в драматическом сюжете “Проклятия”. Повесть, таким образом, тоже примыкает в какой-то мере к центральному прозаическому циклу “Бунт” (полный состав цикла и последовательность входящих в него повестей указаны в № 89 “Континента”)


Жареный петух

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Рассказы.Том 4

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Метательница гарпуна

Это повесть о Чукотке, где современность переплетается с недавним первобытным прошлым далекой окраины нашей страны. Главная героиня повести — дочь оленевода Мария Тэгрынэ — получила широкое образование: закончила педучилище, Высшую комсомольскую школу, сельскохозяйственную академию. Она успешно применяет полученные знания, где бы ни протекала ее деятельность: в райкоме комсомола, на строительной площадке атомной электростанции, на звероферме, в оленеводческом стойбище.Действие повести происходит на Чукотке, в Москве и Ленинграде.


Мариупольская комедия

«… Все, что с ним происходило в эти считанные перед смертью дни и ночи, он называл про себя мариупольской комедией.Она началась с того гниловатого, слякотного вечера, когда, придя в цирк и уже собираясь облачиться в свой великолепный шутовской балахон, он почувствовал неодолимое отвращение ко всему – к мариупольской, похожей на какую-то дурную болезнь, зиме, к дырявому шапито жулика Максимюка, к тусклому мерцанью электрических горящих вполнакала ламп, к собственной своей патриотической репризе на злобу дня, о войне, с идиотским рефреном...Отвратительными показались и тишина в конюшне, и что-то слишком уж чистый, не свойственный цирковому помещению воздух, словно сроду ни зверей тут не водилось никаких, ни собак, ни лошадей, а только одна лишь промозглость в пустых стойлах и клетках, да влажный ветер, нахально гуляющий по всему грязному балагану.И вот, когда запиликал и застучал в барабан жалкий еврейский оркестрик, когда пистолетным выстрелом хлопнул на манеже шамбарьер юного Аполлоноса и началось представление, – он сердито отшвырнул в угол свое парчовое одеянье и малиновую ленту с орденами, медалями и блестящими жетонами (они жалобно зазвенели, падая) и, надев пальто и шляпу, решительно зашагал к выходу.


Сосны, освещенные солнцем

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Из записных книжек 1925-1937 гг.

В основе сатирических новелл виртуозных мастеров слова Ильи Ильфа и Евгения Петрова «1001 день, или Новая Шахерезада» лежат подлинные события 1920-х годов, ужасающие абсурдом общественных отношений, засильем бюрократии, неустроенностью быта.В эту книгу вошли также остроумные и блистательные повести «Светлая личность», «Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска», водевили, сценарии, титры к фильму «Праздник Святого Йоргена». Особенный интерес представляют публикуемые в книге «Записные книжки» И.Ильфа и воспоминания о нем Е.Петрова.


Из генерального сочинения

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.