О ком молчит Вереск - [52]

Я зашлась в истерике, извиваясь и пытаясь вырваться, мне казалось, что я схожу с ума от отчаяния, боли, разочарования и бессилия.

— Дааа, это я. Все я. Все из-за тебя.

Он втащил меня в мастерскую и повалил на пол, нападая сверху, задирая подол моего платья.

— Нет, мразь! Из-за себя! Из-за твоей зависти! Ты все это делал ради себя!

Он накидывался снова, а я отталкивала. Мы сражались неистово, и он не смотрел на то, что я женщина, бил наотмашь по лицу, по груди, в живот изо всех сил так, чтоб нанести больше повреждений. Хватал и выдирал клочьями мои волосы, когда я пыталась бежать, и он снова опрокидывал меня на спину.

Сил почти не оставалось. Я хрипела и ослабла от долгого сопротивления.

— Остановииись, Маркооо…Ради Чезаре…пожалуйста, подумай о сыне…

— Никакой он мне не сын! И никогда им не был! Ооооо, как же я его ненавидел с момента, как узнал, что он живет в твоей утробе! Я… — он разодрал все же корсаж моего платья, — я подписал все бумаги о разводе и отказался от твоего прикормыша! Слышишь? Наконец-то я могу сказать тебе правду! Я его ненавидел! Я мечтал, чтобы он сдох! И это чудо, что я не придушил его в колыбели! Ты всегда любила моего брата и его ублюдка! Их да, а меня НЕТ! Тварь!»

Когда он рычал мне в лицо эти ужасные слова, я вспомнила, как Чезаре упал в воду…как я выбежала к нему и увидела стоящего словно изваяние Марко. Он просто стоял и смотрел… но едва я закричала, и он бросился спасать сына…МОЕГО СЫНА. А если бы я не вышла? Если бы в тот момент меня отвлекли слуги, дела, кухня… Он дал бы Чезаре утонуть? Сколько времени этот монстр проводил с моим ребенком. Как я не видела? Что застило мне глаза? Почему я верила этому человеку?

«Тебе просто хотелось кому-то верить. Тебе хотелось, чтобы был кто-то, на кого ты можешь положиться»… Это был голос Мами у меня в голове. Мамиии…он убил мою Мами. Сорвала рисунок со стены, разбила стекло и безжалостно оторвала от нас с Чезаре мужчину с тростью. Разорвала на меленькие кусочки и швырнула в урну. Даже здесь он не достоин находиться рядом с нами.

Мамии…она ведь сказала мне, что в ящике моего мужа есть что-то важное. Есть какая-то правда.

Шатаясь, пошла в комнату, все еще саднило плечо и болело в груди после выстрела. Прошла мимо спальни Чезаре и услыхала звуки гитары. Знакомая мелодия. Он уже наигрывал ее и раньше…тогда, вместе с Сальваторе. Эта прекрасная песня Джо Кокера про сына своего отца. Толкнула дверь кончиками пальцев и засмотрелась на своего мальчика. Как же он красив сейчас, словно сошел с картинки моих воспоминаний о Сальве. Такой же взъерошенный кудрявый чуб, профиль, капризно изогнутая нижняя губа и длинные пальцы на струнах.

Заметил меня и поднял голову. Долго смотрел мне в глаза.

— Я потерялся, мама…я не знаю, кто я, не знаю, что со мной. Не знаю, чего я хочу, не знаю, кто друг, а кто враг… Я хочу, чтобы ОН вошел в нашу жизнь, и в то же время боюсь этого. Не знаю, можно ли ЕМУ доверять?

Я медленно подошла к сыну и прижала курчавую голову к своему животу, зарываясь в волосы пальцами обеих рук. Он ужасно любил, когда я трогала его кудри.

— Ты не потерялся, мой лев. Ты просто оказался пленником лжи, на которую меня вынудил Марко и на которую я по глупости согласилась. Если бы я рассказала тебе всю правду…было бы иначе. Но разве возможно изменить то, что было? Я все сделала для того, чтобы ты был счастлив, но что-то я упустила…что-то пошло не так. Я настолько стремилась оградить тебя от боли и страданий, что в какой-то момент не поняла, что ограждаю тебя и от жизни. Я…так виновата перед тобой, сынок.

— Не правда! Ты ни в чем не виновата! Ты все делала правильно. Я бы поступил точно так же. Я много думал об этом, мама. Тогда, когда сбежал, и там в тюрьме. У меня было время подумать. И я представил себе, как ты осталась одна, представил себе, как мой от…как Марко умолял тебя не отказываться и обещал золотые горы. Он умеет убеждать. Я знаю. Я сам слышал. Сальваторе, он…он прямой, а оте…а Марко, он хитрый и подлый… Я ведь все вспомнил. Как он не вытаскивал меня из воды, как…как бросил меня одного в охотничьем домике замерзать и вернулся только утром. Я все вспомнил.

— О боже! Почему ты мне не рассказал!?

— Я забыл…я все простил ему. Я, как и ты, верил ему. Так что ты ни в чем не виновата… Это я виноват, что не смог тебя от него защитить и позволил ударить…виноват, что ты все эти годы страдала.

— Что ты! Я все эти годы была самой счастливой — ведь у меня есть ты!

— Ты…ты жила с нелюбимым ради меня. Что может быть ужаснее этого?

Я отвернулась к окну, продолжая перебирать его волосы. Ничто не может быть ужасней…может? Ждать человека, который никогда не намерен к тебе возвращаться, безумно жаждать того, кто никогда не станет близок настолько, чтобы…чтобы сказать, что любит…

— Он…он уедет насовсем…

— Кто?

— Дядя…Сальваторе. Он уедет из Италии. Разве это правильно, что теперь он возьмет и уедет?

Поднял на меня бледное осунувшееся лицо, и мое сердце сжалось. Как же он страдает после всего, что было, и в этом и моя вина. Никогда не забуду, как он вымаливал у меня прощение за выстрел. Как целовал мои руки и просил простить. Какая-то часть меня сходила с ума от жалости и искренне сожалела, что ему пришлось все это пережить… а другая часть понимала — иначе я бы и не поступила.