О, этот вьюноша летучий! - [113]

Шрифт
Интервал

У Филипа спокойное счастливое лицо. Он обнимает Роже за плечи. Тот, конечно, вздрагивает.

– Эх, дружище, если бы ты знал, как это чудесно – найти наконец свою женщину! – говорит Филип.

– Просто не представляю, – бормочет Роже. – Найти свою женщину, Филип? Это любопытно.

– Печально, конечно, что сегодня последний вечер, но она приедет ко мне в Париж. Кстати, ты был на флагмане? Во сколько отход?

– Адмирал приказал сниматься с якорей в два часа после полуночи, – лицо Роже покрылось каплями пота, но Филип этого не заметил.

– Сегодня Катя пригласила меня на прощальный ужин. Быть может, присоединишься?

– Спасибо, Филип, но я лучше пойду на корабль и все подготовлю к отходу.

– Ты настоящий друг, мой маленький Роже.

Формидабль подбавил ходу и приблизился к офицерам.

– Мой капитан, мой лейтенант, как вы думаете, будет русская ле баба довольна такими подарками?

– Боцман Формидабль, хочу вам напомнить о службе, – сухо говорит Роже. – Сегодня отход. Вы должны быть на борту.

– Неужели я не увижу больше свою любезную?

– Быть может, она проводит вас, Формидабль? – спросил Филип.

– Мне кажется, она бы пришла, мой капитан, но как я ей сообщу? – боцман совсем приуныл. – Да там еще этот проклятый англичанин…

– Хотите, я позвоню в цирк? – великодушно спрашивает Филип. – Я уже немного могу по-русски.

– Мой капитан, вы сущий ангел!

– У нас у обоих крылышки, боцман, – смеется Филип, прощается с друзьями и исчезает в толпе.

– Во сколько отход, мой лейтенант? – спрашивает Формидабль.

– Ровно в полночь, – жестко говорит Роже. – Следуйте за мной.


Белая ночь уже начала распространять свое фосфорическое свечение, когда Филип бодрыми шагами вошел в аптеку Игнатиуса Парамошкина.

Здесь все было по-прежнему: какой-то студент что-то нежно и коварно нашептывал в телефон, а сам фармацевт меланхолически мудрил с порошками, напевая свою песенку:

В Петербурге, мои государи,
Основная инфекция – сплин…

Студент в заключение поцеловал телефонную трубку, передал ее Филипу и откланялся. Филип попросил соединить его с цирком и сказал почти по-русски:

– По-жа-лю-ста мадмуазель Агриппина.

– Алло, – отозвалась величественная красавица.

– Сэ говориль командэр Арго. Ми море будем плавать два часа ночь. Пожалюста проводить Жанпьер Формидабль. Большой л’амур.

– Л’амур, – повторила божественная и тяжело задышала.

– Адье, – капитан повесил трубку и собрался уже покинуть аптеку, когда заметил входящего господина Велосипедова.

Последний втащился с тяжким страданием на лице и, не заметив француза, обратился к фармацевту:

– Брому, пожалуйста. Валерьяны, пожалуйста. Побольше, пожалуйста.

Филип приблизился и взял его сзади за локти.

– Господин Велосипедов!

– Ах! Ах! – миллионер затрепетал как рыбка и, вытащив зубами пробку из пузырька, стал глотать бром.

– Вы чем-то расстроены?

– О да, – пролепетал г. Велосипедов. – Сегодня я купил у Орловцевых скульптуру Давида. Ах, это ужасно, полностью нарушен интерьер. Увы, бедняжкам надо было платить по счетам.

– И сколько дали? – жестко спросил Филип.

– Это тайна, господин капитан. Это не моя тайна!

– Вы хранитель чужих тайн, господин миллионер?

– О Боже, я не миллионер! Совсем недавно я был честным человеком!

– Вашу тайну, месье!

– Нет, не могу!

В этот момент по своим телефонным делам вошли в аптеку граф Оладушкин и князь Рзарой-ага.

– Какие-нибудь сложности, Филип? – любезно осведомились они.

– Мне нужна тайна, господа, а этот человек держит ее при себе.

– Разрешите помочь? – англицированные «черкесы» преобразились и с кавказским клекотом выхватили свои кривые шашки. – Вашу тайну, душа любэзный!

– Она – ваша! – тут же согласился г. Велосипедов и быстро зашептал на ухо Филипу: – Я подставное лицо графа Опоясова. Это он все скупает у Кати Орловцевой, а не я.

– Славные новости, – пробормотал Филип, крепко взял под руку г. Велосипедова и вышел с ним на улицу, предварительно любезно поблагодарив «черкесов» и фармацевта.


Роскошный ужин сервировала Катя Орловцева в бирюзовой комнате своего дома. Немного даже странно видеть богатый стол на фоне довольно уже обшарпанных стен, снятых картин и заколоченных статуй.

За столом Катя и Филип. Между ними господин Велосипедов, как говорится, «пыльным мешком по голове ударенный». Изредка порывается уйти, но Филип удерживает его.

КАТЯ

Плывут тишайшей чередой,
Но уплывают зори…
Сегодня милый мой со мной,
А завтра будет в море…

ФИЛИП

Паштета не отведав,
Вы не уйдете, нет!
Месье Велосипедов,
Отведайте паштет!

КАТЯ

Сейчас ты рядом, дорогой,
Но точно по часам
Ты уведешь корабль «Арго»
К французским берегам…

ФИЛИП

Салата не отведав,
Вы попадете в ад!
Месье Велосипедов,
Попробуйте салат!

КАТЯ

Я не могу тебя понять…
Столь странный диалог…

ФИЛИП

Тебя здесь будет охранять
Любви моей залог!
Все в мире суета!
Любви лишь сладок дым!
Я оплачу твои счета
Чертям по закладным!
Сардину не отведав,
Подцепите вы сплин!
Месье Велосипедов,
Отведайте сардин!

Катя, глядя, как Филип ухаживает за господином Велосипедовым, как он накладывает перед ним гору еды, завязывает салфетку, осаживает за плечо, начинает смеяться: ей кажется, что возлюбленный галльским юмором решил смягчить горькие минуты расставания.


Еще от автора Василий Павлович Аксенов
Коллеги

Это повесть о молодых коллегах — врачах, ищущих свое место в жизни и находящих его, повесть о молодом поколении, о его мыслях, чувствах, любви. Их трое — три разных человека, три разных характера: резкий, мрачный, иногда напускающий на себя скептицизм Алексей Максимов, весельчак, любимец девушек, гитарист Владислав Карпов и немного смешной, порывистый, вежливый, очень прямой и искренний Александр Зеленин. И вместе с тем в них столько общего, типического: огромная энергия и жизнелюбие, влюбленность в свою профессию, в солнце, спорт.


Московская сага

Страшные годы в истории Советского государства, с начала двадцатых до начала пятидесятых, захватив борьбу с троцкизмом и коллективизацию, лагеря и войну с фашизмом, а также послевоенные репрессии, - достоверно и пронизывающе воплотил Василий Аксенов в трилогии "Московская сага".  Вместе со страной три поколения российских интеллигентов семьи Градовых проходят все круги этого ада сталинской эпохи.


Жаль, что Вас не было с нами

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Апельсины из Марокко

Врач по образованию, «антисоветчик» по духу и самый яркий новатор в русской прозе XX века, Аксенов уже в самом начале своего пути наметил темы и проблемы, которые будут волновать его и в период зрелого творчества.Первые повести Аксенова положили начало так называемой «молодежной прозе» СССР. Именно тогда впервые появилось выражение «шестидесятники», которое стало обозначением целого поколения и эпохи.Проблема конформизма и лояльности режиму, готовность ради дружбы поступиться принципами и служебными перспективами – все это будет в прозе Аксенова и годы спустя.


Звездный билет

Блистательная, искрометная, ни на что не похожая, проза Василия Аксенова ворвалась в нашу жизнь шестидесятых годов (прошлого уже века!) как порыв свежего ветра. Номера «Юности», где печатались «Коллеги», «Звездный билет», «Апельсины из Марокко», зачитывались до дыр. Его молодые герои, «звездные мальчики», веселые, романтичные, пытались жить свободно, общались на своем языке, сленге, как говорили тогда, стебе, как бы мы сказали теперь. Вот тогда и создавался «фирменный» аксеновский стиль, сделавший писателя знаменитым.


Ожог

В романе Василия Аксенова "Ожог" автор бесстрашно и смешно рассказывает о современниках, пугающе - о сталинских лагерях, откровенно - о любви, честно - о высокопоставленных мерзавцах, романтично - о молодости и о себе и, как всегда, пронзительно - о судьбе России. Действие романа Аксенова "Ожог" разворачивается в Москве, Ленинграде, Крыму и "столице Колымского края" Магадане, по-настоящему "обжигает" мрачной фантасмагорией реалий. "Ожог" вырвался из души Аксенова как крик, как выдох. Невероятный, немыслимо высокий градус свободы - настоящая обжигающая проза.


Рекомендуем почитать
Дневник бывшего завлита

Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!


Записки поюзанного врача

От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…


Из породы огненных псов

У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?


Время быть смелым

В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…


Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…