О, этот вьюноша летучий! - [10]

Ребята обернулись и увидели взбирающегося на крышу молодого мужчину в кожаной куртке, уж не того ли, что мелькнул в толпе рабочих? Человек этот очень похож на Ивана Пирамиду, но гораздо скромнее.

– Мастер, наконец-то! – воскликнул Яша.

Мастер извлек из кармана газету «Копейка».

– Слышали новость, ребята? Пилот Пирамида застрелен Брутенем под крылом «ньюпора»! Подробности дуэли!

– Новый рекламный трюк для «авочек», – фыркнул Яша.

На аэродроме гремел оркестр. В толпе обсуждали новость.

– Вы слышали – убит! Побит? Рекорд побит! Убит с одного выстрела! Браво! Браво! Принял отраву? Проигрался в карты! На Монмартре? Убит… мордой в кровь… любовь… на Монмартре… играя в карты… принял отраву… браво, браво… лямур… сослан на Амур..

…В это время Иван Пирамида и Валериан Брутень сидели под крылом одного из самолетов и увлеченно беседовали. Здесь же, облокотившись на ферму фюзеляжа, стояла в очень красивой позе Лидия Задорова.

– Ваня, ты перехлестываешь! – говорил Брутень.

– Клянусь, Валериан, крен в 30 градусов при вираже не только возможен, но и необходим! – пылко доказывал Юрочка.

Песок под крылом «ньюпора» был изборожден пунктирами полета и формулами.

– Лида, Иван перехлестывает, – повернулся к девушке Брутень. – Лидия Дмитриевна, будьте судьей!

Юрочка тоже обратил лицо к девушке и застыл!

Она смотрела на него очень пристально, а мужественный авиатор заливался предательской краской.

– Во всяком случае, – проговорила Лидия, – я вижу, что месье Пирамида может не только покорять истеричных демимонденок, но и рассчитывать полеты.

– Докажи в небе! – вскричал Брутень, вскочил и хлопнул ладонью по фанерному боку аэроплана. – Вот тебе мой «Сопвич»! Самая надежная машина! В небо, Иван!

– Ай-я-яй, господа! – из-за хвостового оперения «Сопвича» выглянул со зловещим лукавством Отсебятников. – Газеты пишут о дуэли, а дуэли до сих пор нет. Ай-я-яй! Пора к барьеру, Ванечка! Пора сразиться, Валерьянчик!

– Тихоныч! – позвал Брутень своего механика. – Готовь машину! Теодор, будь другом, сообщи жюри. Вместо меня сегодня поднимется в воздух Иван Пирамида!

Ни жив, ни мертв стоял Юра Четверкин перед «Сопвичем», даже усы слегка съехали набок.

Машину плотным кольцом окружали любители, газетчики и фотографы со своими треногами.

Валериан Брутень знакомит своего нового друга Ивана Пирамиду с иностранными пилотами.

– Фон Лерхе, добрый мой приятель, родился на берегах Эльбы. Луи Каюзак ищет смерти, гонорары огромные. Ринго Джеггер ограбил поезд в Техасе, купил самолет, – представляет он респектабельного немца, меланхоличного француза с гитарой, американца в куртке из бизоньей кожи.

– Тацуо Хаара, – представляется самостоятельно маленький японец. – По-русски знацица Александр Сергеевич, – хихикает, – как Пускин.

Толпа пропустила уважаемого беллетриста Вышко-Вершковского.

– Философский вопрос, господа авиаторы. Почему вы летаете?

Немец, японец, француз и американец тут же что-то ответили на своих языках.

– Чем дальше от земли, тем меньше чувство рабства, – чохом перевел Брутень.

– Недурно, – усмехнулся беллетрист. – А вы что скажете, Пирамида?

– Я… я… я давно уже заменил в своем лексиконе… – залепетал синими губами Юра.

– Благодарю, – с еле заметной улыбкой поклонился Вышко-Вершковский. – Следовательно, по Фрейду, для вас полеты – это борьба с комплексом неполноценности?

– Что? – вздрогнул всем телом Юра. – Ага!

– Ура! – возопил хор поклонников.

…Длинные прекраснейшие пальцы Лидии обкручивали шею Ивана Пирамиды пушистым белым кашне, чтобы не замерз на высоте, переворачивали кепи козырьком назад, чтоб не сорвало головной убор встречным ветром.

– Я… вы… Лидия Дмитриевна… – отчаянно бормотал Юра. – Джек Лондон… деньги… любовь… страсть…

– Я помогаю вам как пилот пилоту, – сердито сказала девушка.

– Лидия… а если я?..

– Если докажете свою теорию… – она лукаво приблизила губы к его уху, – коллегиально поцелую… в кончик уса!

Траектория полета бабочки

Панорама аэродрома. В небе На разных высотах уже летают несколько машин. Видно, что управляют ими опытные и осторожные летчики. Аппараты движутся как бы по невидимым, но прочным дорожкам и если набирают высоту, то очень широким серпантином, а снижаются как бы скользя по пологой горе.

На довольно значительной высоте висит над аэродромом воздушный шар Лидии Задоровой.

Взвод солдат тащит «Сопвич» к месту старта. За самолетом поспешают механик Тихоныч и Валерьян. В пилотской кабине Иван Пирамида. Он в глубоком обмороке. Лишь один непогасший еще уголок сознания страстно и отчаянно поет по-итальянски арию Каварадосси.

Самолет на старте. Тихоныч включает зажигание, раскручивает пропеллер, отскакивает.

С чудовищным грохотом, выбрасывая языки пламени и клубы дыма, разбрызгивая горящее касторовое масло, начали вращаться девять цилиндров ротативного двигателя. От этого грохота за спиной (а мотор и пропеллер у этого аппарата были толкающего свойства) Юра вздрогнул и вынырнул из пучины обморока.

«Где я? На этом или уже на том свете?» – такова была его мысль.

Сквозь дым, заволакивающий самолет, он видел объективный мир – трибуны, аэродром, Лидию в шаре. Под руками и под ногами у себя Юра обнаружил множество рычагов, педалей и проволочек.