О дереве судят по плодам - [91]

Шрифт
Интервал

Но вот на северо-востоке край неба начал светлеть, волнистой линией проступил горизонт. Красная и круглая, как щит, медленно всплывала мрачная луна. Поднявшись выше, она стала светлей и ярче и мягким своим сиянием залила бадхызское холмогорье. В это время в соседней лощине стронулся с места куланий табун. Растянувшись цепочкой, куланы ступали почти неслышно. Лишь изредка пофыркивал вожак. Он бодро шел вперед, и весь табун следовал за ним, подчиняясь его воле. Вот вожак остановился, поднял голову и навострил уши: невдалеке он увидел золотистый цветок костра и двух лошадей. Заметил он и людей. Раздувая ноздри, кулан принюхался: в слабом дуновений ветерка он почуял едва уловимый, полузабытый запах человека.

Первым кулана увидел Дурды-ага, хотя и не сразу в это поверил — так неожиданно тот появился. Старик поднялся и стал вглядываться в кулана. Да, это был Батыр! Дурды-ага сразу его узнал по четкой отметине на левом ухе. Давно, когда он был еще маленьким куланенком, часть уха ему оторвал игравший с ним дворовой пес.

— Вот он!.. Гляди, Лолло! — чуть слышно прошептал Дурды-ага и глазами указал на кулана, хотя Лолло и сам успел его заметить. — Это Батыр! Понимаешь? Батыр!..

Лошади перестали щипать траву и, помахивая хвостами, тоже уставились на ночного гостя, который, однако, почему-то не решался близко подойти к костру. Словно изваянный из белого мрамора, он несколько секунд стоял неподвижно, высоко вскинув голову. И во всей его могучей настороженной фигуре легко угадывались и гордая стать, и сила дикой лошади.

Дурды-ага поднялся и ласково позвал:

— Батыр! Батыр!..

В ответ кулан только мотнул головой, словно поприветствовал старика и, круто повернувшись, вернулся к табуну. А через несколько минут и табун, и вожак скрылись из виду.

— Ушел Батыр. Одичал. А ведь когда-то был таким ручным, — с грустью сказал Дурды-ага. И велел Лолло собираться в дорогу. Раненого куланенка надо было доставить в Акар-Чешме, где расположен куланий питомник.

Стало светло. Тропа, по которой ехали всадники, хорошо просматривалась под луной. Куланенок, не шевелясь, лежал на седле, впереди старика.

— Скажи, отец, а взрослых куланов приходилось ловить? — спросил Лолло. — Трудное, наверное, это дело?..

— Да. Нелегкое, — неохотно отозвался старик. — Но ловил я взрослых. Для зоопарков. Был однажды такой случай… Как вспомню, не по себе становится.

Старик замолчал. Видно, не хотелось ему бередить старую рану. Все же мало-помалу разговорился.

— Приехала как-то в наши края бригада ловцов диких животных, — начал свой рассказ Дурды-ага. — Не помню только откуда, то ли из Ташкента, то ли из Душанбе. Ну, да это неважно. Людей в бригаде не хватало. Попросили помочь. Я согласился. Но до сих пор жалею об этом. Лучше бы мне отказаться. Уж очень бригадир мне был не по душе. Был он какой-то злой и непонятный. Одевался словно мальчишка: на голове — зеленый шлем, рубашка с короткими рукавами, трусы до колен, а сам в сапогах. Ноги сухие, длинные. Носил он бороду и рыжие усы, которые никак не шли к его легкомысленному наряду. Этого бригадира я бы и сейчас среди тысячи людей узнал. Ну вот, — после паузы продолжал Дурды-ага, — приехали мы всей бригадой на берег Кушки. Речушка в то время была мелкой — воды воробью по колено. Ловцы разделились на две группы: одни остались на левом берегу. А меня с одним пареньком послали на правый. Засели мы на вершине холма и стали ожидать прихода, куланов. Мы должны были прогнать их через Кушку на левый берег. Там, на куланьей тропе, были расставлены крепкие капроновые сети. Ночью такую сеть даже зверь не заметит. Сидим час, сидим два. Берега видны далеко-далеко… Круглая и белая, как лепешка, плавала в воде луна. Сон не шел. Я чутко прислушивался к тишине. То и дело озирался вокруг. И вдруг… Надо же такому случиться!..

Дурды-ага мягко улыбнулся, и в его прищуренных глазах сверкнули лукавые искорки.

— Вдруг я почувствовал, как что-то колючее ползет по ноге. Мелькнула мысль: «Не скорпион ли?». Была у меня на брюках чуть ниже колена дырочка. Эх, думаю, наверно, через нее и пробрался шайтан… Что делать? Если не принять срочных мер, худо будет. Ведь скорпиона не заставишь сидеть на месте. Чуть прижмешь — ужалит. Вдруг ногу так и обожгло!..

— Ужалил? — воскликнул Лолло, с интересом слушавший рассказ отца.

— Да, нет, Дело пока до этого не дошло. Мне просто показалось, что обожгло. Пришлось разуться. Снял я чокай, размотал портянку, осторожно засучиваю штанину, и что?.. Он, шайтан, и есть! Крупный такой. Не меньше пальца. И так рассержен… Хвост кверху вздернул… Только тронь — тут же уколет. Но все обошлось хорошо. Едва я успел обуться, сосед толкает меня в бок. Смотрю, огибая наш холм, к реке идет цепочка куланов. Когда они подошли поближе к воде и начали пить, мы сбежали с холма и нагрянули на них сзади. Животные пулей метнулись на другой берег. Прошло несколько мгновений и вдруг… выстрел. Кто стрелял? Зачем? Прибежали мы на левый берег и видим: растянувшись на земле, бьется, умирая, раненый кулан. А рядом стоят ловцы. В руках у бригадира винтовка, у того самого, что ходил в трусах и в шлеме. Кровь закипела в моих жилах.


Еще от автора Василий Иванович Шаталов
Золотая подкова

В сборник вошли две повести. Одна из них — «Золотая подкова», в которой показана судьба простого сельского парня Байрамгельды, настоящего героя нашего времени. Другая — «Хлебный жених», раскрывающая моральный облик молодых людей: приверженность к вещам, легкому и быстрому обогащению одного из них лишает их обоих настоящего человеческого счастья.


Рекомендуем почитать
Клуб для джентльменов

«Клуб для джентльменов». Элитный стриптиз-клуб. «Театр жизни», в котором снова и снова разыгрываются трагикомические спектакли. Немолодой неудачник, некогда бывший членом популярной попсовой группы, пытается сделать журналистскую карьеру… Белокурая «королева клуба» норовит выбиться в супермодели и таскается по весьма экстравагантным кастингам… А помешанный на современном театре психопат страдает от любви-ненависти к скучающей супруге владельца клуба… Весь мир — театр, и люди в нем — актеры. А может, весь мир — балаган, и люди в нем — марионетки? Но кто же тогда кукловод?



Клуб имени Черчилля

Леонид Переплётчик родился на Украине. Работал доцентом в одном из Новосибирских вузов. В США приехал в 1989 году. B Америке опубликовал книги "По обе стороны пролива" (On both sides of the Bering Strait) и "Река забвения" (River of Oblivion). Пишет очерки в газету "Вести" (Израиль). "Клуб имени Черчилля" — это рассказ о трагических событиях, происходивших в Архангельске во время Второй мировой войны. Опубликовано в журнале: Слово\Word 2006, 52.


Укол рапиры

В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.


Темнокожий мальчик в поисках счастья

Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.


Бустрофедон

Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.