О чем поет вереск - [46]

Этайн опустила шитье, с волнением переводя взгляд с одного на другого.

— Мэллин! — рявкнул Мидир.

Пальцы сложились в кулак, что не осталось незамеченным для вздрогнувшей Этайн и брата. Мэллин сразу привстал с постели, скривился привычно:

— Давай, братец! Хочешь наказать, накажи меня, но ее не трогай! Хочешь, я перееду в тюрьму на определенный тобой месяц? А хочешь, я…

— Спасибо, Мэллин.

Кажется, первый раз брат не нашел, чем ответить. Открыл и закрыл рот, клацкнув зубами. Потряс лохматой головой, видно, решив, что ему послышалось. Поморгал и взъерошил волосы.

— Спасибо, что развлек ее, — добавил Мидир. Благодарить за то, что младший хоть пару часов обошелся без шуточек, приколов и ерничанья, он не счел нужным.

А Этайн подбежала, замерла рядом, сложив руки на груди:

— Благодарю тебя, Мидир!

— Мое сокровище, — улыбнулся он, — сегодня чудесный день для прогулки. С твоего разрешения, я бы хотел показать наш заповедный лес.

Этайн, поднявшись на цыпочки, дотронулась губами до его щеки, в глазах засветились знакомо благодарные зеленые звезды.

Обернувшись на пороге, Мидир дунул в сторону Мэллина, сращивая сломанные им кости окончательно. Тем более, что свой локоть брат сложил не так уж и удачно.

— Ты свободен, Мэллин.

Хоть Мидир старался говорить спокойно, вышло похоже на разнеженное ворчание сытого и довольного кота, а не волка.

Сияющая Этайн шла рядом, ветер играл витражными окнами, солнечные лучики скакали по темному камню. Лишь собрав волю в кулак, Мидир прошел мимо всех запрятанных дверей в гостевые спальни.

Стража стояла не шевелясь, а волки из глубины стен поворачивали головы вслед.

— Ты… вылечил Мэллина? — решила спросить Этайн. В ответ на его взгляд добавила: — В воздухе словно повеяло чем-то чистым, свежим. Я уже ощущала это, когда ты… убрал следы от моих ожогов.

Опустила глаза повинно.

Хорошо, что она сама заговорила про то, что уже два дня тревожило волчьего короля.

— Место над подмышкой невидное. Твою красоту старались не трогать. Но все же, — накрыл он ладонью кисть Этайн. — Кто виноват в этом? Скажи мне имя, и он умрет.

— Нет-нет, никто! — испуганно заторопилась Этайн. — Это все мои слова! Я часто говорю не думая. Сам говорил, мои слова как птицы!

Обернулась, ожидая подтверждения, но не Мидир это говорил ей. И он сказал иное:

— Ты сама как птица.

Она помолчала, вздохнула, словно желая что-то сказать, но сдержала себя. Глядя в ее глаза, тревожные, светящиеся на солнце, как хризолит, Мидир осторожно спросил:

— Тебе хорошо со мной, Этайн?

— Да-да, конечно! — повернула она к нему голову, кажется, не замечая ни высоких зданий, ни широкой площади, которую они пересекли. — Как ты можешь сомневаться, мое сердце?

— Тогда расскажи мне про шрамы. Я бы не удивился, увидев их у волчицы. Только прошли бы они очень быстро.

— Это долгая история…

— Путь до старого елового леса тоже неблизкий.

Этайн молчала, пока они миновали все восемь стен. Мост был опущен, а темная вода рва серебрилась от ветра, отражая небо и быстро бегущие облака.

Мидир не понял, что помешало ему сразу шагнуть через переход в пушистый ельник — может, радость от прогулки с Этайн? Встречные волки, видя светлую улыбку земной женщины, провожали их поклонами и одобрительными взглядами.

Девятая, самая высокая стена осталась позади, когда Этайн заговорила:

— Когда все так истово желают тебе счастья, как они его видят — хочется убежать куда подальше. Я убежала к друидам. Но, кроме надежды, что я смогу справиться со своей темной стороной, меня вело еще одно…

Этайн вновь замолчала, но теперь Мидир решил помочь ей.

— Так почему же ты решила стать друидкой? Ведь это значит отречься от себя, от своего клана, от всей жизни!

— Грустно осознавать себя лишь половиной чести мужчины. Хотя у рабыни ее и вовсе нет. Только цена… А петь я умею не слишком хорошо.

— Петь? — не понял Мидир.

— Только певицы и друидки могут стать полноценными членами общества. Это я и сказала друидам. Им не слишком понравилось! Нужно знать свое место. Женщина не должна желать большего, друидки тоже повязаны бесчисленными правилами. А когда я ответила, что быть свободным наполовину — значит, быть наполовину рабом… — поежилась Этайн.

— Тебе решили вбить правила каленым железом?! — рассвирепел Мидир.

— Могли и сжечь за непослушание! Так что я отделалась лишь двумя шрамами.

— Не только. Я видел давние отметины на спине. Кто еще пытался насильно осчастливить тебя?!

— Это иное. Нет, это… всего лишь пожелание добра. Отец очень хотел выдать меня замуж за Борво… Он тоже внук короля, и вполне мог в союзе с нашим кланом претендовать на трон. Его отец очень дружен с моим. Но, видимо, ни плеть, ни огонь меня ничему не учат. Эти следы ты тоже убрал? — улыбнулась она.

— Это меньшее, что я мог сделать для тебя, — сжал Мидир ее ладонь.

— Вколачивать ум-разум детям и женам — не зазорно даже в лучших семьях. Галаток еще считают свободными! — горячилась Этайн. — Мы ведь можем уйти, получив развод — и жить в позоре до конца дней своих. Можем принудить жениться — и жить с человеком, не любящим тебя!

— Да, Этайн. Ты ведь тоже могла сказать о своей любви во всеуслышание. Я бы потерял честь, не став твоим супругом.