О чём молчит лёд? О жизни и карьере великого тренера - [30]

Сидим дальше. На дворе — ночь. Решили выпить по бокалу пива. Но и тут всё оказалось не так просто. В свои 26 лет Четверухин настолько молодо выглядел, что пришлось показывать паспорт — зачем, мы не сразу поняли…

Меня тем временем не покидала мысль о том, что номер телефона такого известного человека, как Фасси, всё же должен быть где-то зафиксирован. И вот на стойке регистрации улыбчивый темнокожий парень советует: «Возьмите дополнительное приложение к „Жёлтым страницам“, может, там есть». И подаёт тоненькую такую брошюрку. Точно — есть! Через 30 минут за нами прилетели машины, и томительное ожидание в аэропорту завершилось.

Меня как тренера в нашей делегации считали главным, поэтому предполагалось, что я буду жить в доме президента клуба, а Четверухин — в доме у Фасси. Но перед отъездом со мной провели инструктаж: «За границей, если в поезде женщина с вами в купе одна — выходите и сидите в тамбуре. Вас могут обвинить в сексуальных домогательствах, смотрите в оба. Опасайтесь провокаций, опасности — на каждом шагу». Я думаю: вот они и начались, провокации, поодиночке нас обрабатывать станут. «Нет, — говорю, — мы будем жить только вместе». А сам в шутку подумал: в случае агрессии со стороны забаррикадируемся шкафами. В общем, инструкцию я не нарушил — стали жить вместе.

С пребыванием в доме Фасси связано несколько занятых коллизий, которые я сейчас вспоминаю с долей доброго смеха над самим собой.

Дом его показался нам тогда огромным и шикарным — в нём был цокольный, первый и мансардовый второй этаж, на котором и располагалась наша комната. Сейчас я понимаю, что на самом деле домик был довольно скромным. Так как в нём находился маленький ребёнок Лоренцо, младший сын семейста Фасси, вечером нужно было соблюдать тишину. Поэтому концерты Фрэнка Синатры, которого очень любил Четверухин, мы смотрели без звука. Слышимость в типичном американском фанерном доме была отличной.

По приезде Карло нас предупредил: «На завтрак мы много не едим, ограничиваемся бутербродами и кофе. Но если вы днём или вечером захотите пить, открывайте холодильник — там есть напитки». Надо понимать, что ни кока-колы, ни пепси-колы в СССР тогда не было, поэтому всё это нам, разумеется, казалось напитками богов. Однажды вечером, когда банки стандартного размера закончились, Четверухин принёс из холодильника упаковку, в которой находилось шесть небольших баночек. Мы их выпили, напиток оказался соком с мякотью. Не сказать, что он произвёл на нас сильное впечатление, но пить что-то надо было. Где-то в пять часов утра тишину разорвал крик ребёнка — маленький Лоренцо кричал, как сумасшедший, — хотел кушать. Так мы поняли, что выпили единственное детское питание, которое было в доме. Лоренцо орёт, никто не спит, в холодильнике для ребёнка ничего нет, грудь мамы пуста, на часах — пять утра, магазины закрыты — в общем, сами понимаете…

Так мы знакомились с американским бытом. Не менее необычными нам показались и чисто человеческие отношения, бытующие в стране Нового Света. На катке работала девушка, которая выдавала талоны на уроки тренеров. Установленная там система была направлена на то, чтобы не отягощать отношения «тренер — ученик» финансовой стороной, когда фигурист приходил бы к наставнику и в потном кулачке протягивал ему деньги за занятие. Вместо этого он покупал в кассе талон, отдавал его тренеру, который затем получал в обмен на него в кассе деньги. С одной из таких девушек у меня сложились дружеские отношения. Мы с ней много общались, она приглашала меня домой, познакомила с семьёй, а каждые два дня привозила торты собственноручного приготовления. Ближе к отъезду она подарила мне на память о себе тоненькую золотую цепочку. Цепочка оказалась короткая: когда я её примерил, она не сошлась на добрую треть шеи. Тем не менее в знак уважения к подарку я всё же хотел ее надеть. Спустился вниз и прошу Кристу найти мне нитку, чтобы удлинить цепочку. Криста говорит: «Откуда она у тебя?» Я рассказал, что подарила её мне девушка-билетёр. Вечером приходит домой Фасси, и Криста ему рассказывает об этой истории, добавляя с улыбкой: «Может быть, у них там love[4]?» На что Карло закричал с типично итальянским темпераментом: «Какой, к чёрту, love?! Prison[5]! Karzer[6]! Ты будешь сидеть в тюрьме, никакой обратной дороги в Россию! Она же из семьи мормонов[7]!» И показал мне пальцы, сложенные в виде решётки.

Не менее интересна была реакция советских чиновников на нестандартные ситуации. В Денвере, где мы остановились, должны были состояться зимние Олимпийские игры 1976 года. У меня даже был плакат с олимпийской символикой и надписью: «Денвер — столица Олимпиады» и соответствующий значок. Город был явным фаворитом в олимпийской гонке, но местные власти по требованию населения города провели референдум, на котором жители проголосовали против проведения в нём Олимпийских игр, о чем мы узнали значительно позже.

Рядом с Денвером находился город Аспен. Сейчас в нём каждый год проводятся Всемирные экстремальные игры, а тогда там были запланированы олимпийские старты лыжников и биатлонистов. Президент Оргкомитета Игр предложил организовать нам туда ознакомительную поездку.