О чем говорят младенцы - [6]

– Кто придумал эти ползунки? – ругался папа, пытаясь разобраться с застежками. – Почему они на спине застегиваются?

– Это удобно, – отвечала мама, – не надо все снимать. Просто на попе расстегни.

– Здесь слишком много кнопочек. – Папа пытался застегнуть ползунки. Не получалось.

– Это не перед, а зад. – Мама забрала меня. – Видишь, здесь рисунок.

– Там тоже рисунок, – не унимался папа. – Как он запахивается? Направо или налево?

– Не знаю. Я застегиваю и все, – ответила мама.

Когда на руки меня берет мама, я успокаиваюсь – мама ничего никогда не боится и все про меня понимает. И про Васю тоже. А даже если не понимает, то чувствует. Как и что нужно сделать.

Когда я только родилась, мама подолгу сидела над моей кроваткой и внимательно меня рассматривала. Папа тоже.

– Только не нос бабы Хаси, только не нос бабы Хаси, – шептала мама, – больше ни о чем не прошу. Нет, еще одно – только не подбородок тети Шуры. Пожалуйста.

Баба Хася и тетя Шура не смогли выйти замуж, потому что у одной был выдающийся нос, а у другой – мужской волевой подбородок. Эти фамильные черты в комплекте доставались по наследству всем мужчинам по линии папы, а женщинам выпадало что-то одно – или нос, или подбородок. И если мужчины в папином роду женились рано и не испытывали недостатка в избранницах, то женщины все как одна страдали. В неудачном или позднем замужестве были виноваты или баба Хася, или тетя Шура. Их фотографии, кстати, в семейном архиве не сохранились и рассказы о выдающемся носе и подбородке передавались из уст в уста через поколения, так что сравнить, насколько длинным был нос бабы Хаси и насколько мужественным подбородок тети Шуры было невозможно.

Однажды одна из троюродных племянниц папы, Катечка, которой достался нос бабы Хаси, решилась на пластическую операцию. Нос она пожелала не просто укоротить, а сделать курносым. Катечку после операции родственники демонстративно перестали узнавать, как будто она совершила страшное преступление. Особенно Катечке и ее маме, которая была виновна в том, что не отговорила дочь от операции, доставалось от пожилых тетушек и бабушек – в старости они все как одна страдали Альцгеймером, но очень выборочно, только в те моменты, когда им этого хотелось. А в обычной жизни сохраняли ясность ума и разумный скепсис.

– Кто это? – спрашивала одна из тетушек, тыча пальцем в Катечку.

– Тетя, это я, Катя, – понуро отвечала Катя.

– Тебя бросил муж, что ты так выглядишь? – интересовалась тетушка, сверкая глазами и готовя очередную язвительную фразу.

Дело было в том, что Катечку действительно бросил муж. Прямо после операции. Ушел к другой, носатой, как рассказывала Катечкина мама.

Катя начинала подхлюпывать новым носом, который ей совершенно не шел.

– Перестань страдать, – строго одергивала ее тетушка. – Я тебе скажу за твоего мужа. У него был не подбородок, а индюшачий зоб. А мужчина без подбородка – это диагноз. Не удивлюсь, если он и в постели ничего не мог.

– Тетя!!! – стонала Катечка.

– А что я такого сказала? И что, твой новый нос сделал тебя счастливой? У тебя появился мужчина, который его оценил?

– Нет, – отвечала Катечка.

– И не появится, – подводила итог тетушка.

– Хорошо, что Хасечка не видит этого позора, – поддакивала другая тетушка, – наверняка в гробу перевернулась.

– Я тебя умоляю! – восклицала первая тетушка. – Если бы в те годы делали такие операции, Хася бы первая поскакала. А Катька не только носом в Хасю пошла, но и мозгами. Дура. Была б умнее, вышла бы замуж за этого... как его... Леву. Такой был мальчик!

– Тетя, мы дружили, когда нам было по десять лет! Лева давно в Америке и у него трое детей! – Катя чуть не плакала.

– Вот! А ты сидишь с новым носом у себя в старой квартире! И муж тебя с носом оставил! – захихикала собственной шутке тетя.

Катя ушла страдать на кухню.

– А что у Симы и Васи от меня? – спросила мама папу.

– Ну, форма стопы, – ответил папа.

– И все?

– Да, прости.

– Но у нее нет ни вашего носа, ни подбородка!

– Они лет в десять начинают расти, – сообщил папа.

Мама решила, что мне полезно плавать в ванне, а чтобы я не утонула, купила специальную шапочку с пенопластом. Шапочка называлась «Русалочка», но я в ней больше была похожа на игрока в водное поло.

– Не надо, – просил папа, глядя, как мама таскает меня за завязки от шапочки от одного края ванны к другому. – Осторожно, пожалуйста. Она воды нахлебается. Ей не нравится.

– А мне кажется, нравится, – отвечала мама и рукой делала волну.

Я еще не умела изображать на лице эмоции, а мама с папой не научились определять, хорошо мне или плохо, поэтому ошибались. На самом деле мне было страшно. Я ведь не умела ни сидеть, ни стоять, ни даже плавать. Шапочка была мне велика, а одна завязка почти оторвалась. К тому же папа делал воду все время горячую, чтобы я не замерзла, а мама – холодную, чтобы я закалялась. Я хотела им сказать, чтобы они попробовали сами так поплавать – с пенопластом на голове и при разных температурных режимах, когда не знаешь, то ли тебя в кипяток засунут, то ли в ледяную воду. Но не могла.

Вообще у взрослых бывают навязчивые идеи.

Вот папа, например, на всех игрушках показывает мне глазки.