О царствовании Юстиниана - [30]

9. «Если бы римляне нас оскорбили словами или намерениями, справедливо, чтобы и мы мстили за обиду подобным же образом. Но теперь как можно терпеть, что они нам причинили такое страшное зло, а мы, вместо того чтобы отомстить им за обиду, тратим время на промедления и размышления. Никто не может сказать, что враги не изобличены самими делами и событиями; но нельзя сказать, что они только это замышляли и держали в уме. Нет необходимости приводить какие-либо основания для доказательства их тайных и скрытых козней. Ведь такой выдающийся муж, как Губаз, умерщвлен самым жалким образом, как один из многих и презренных. Увяло старое достоинство колхов и в дальнейшем нам следует уже думать не о том, чтобы повелевать другими, но мы должны довольствоваться, если нас не слишком будут притеснять те, которые когда-то были нашими подданными. Разве не является абсурднейшим делом по поводу таких обид сидеть и обсуждать, будем ли считать их злейшими врагами или друзьями, хотя нужно знать, что их наглость не ограничится этим, но если мы простим это оскорбление, они на этом не остановятся; если мы останемся спокойными, они будут нас оскорблять еще бесстрашнее, ибо они всегда были жестокими по отношению к своим подданным и привыкли презирать своих клиентов. Даже царя они имеют лукавейшего, который всегда услаждается переменами в существующем строе. Поэтому-то и преступление было так быстро совершено. Он на этом горячо настаивал, они быстро и с готовностью выполнили. Мы подверглись опустошению почти что ради них; мы не дали им повода дан какой-либо обиды; не было никакого повода к вражде. Но они совершили по отношению к нам постыднейшее и жесточайшее преступление, обращаясь с нами так же, как и раньше, как бы внезапно и одновременно показав по отношению к нам все виды зла: жестокость, безумие, ненависть и тому подобное. У персов же нравы не таковы. Существует большая разница. Если они раз приобретут друзей, они всегда проявляют по отношению к ним величайшее дружелюбие. По отношению к врагу они проявляют величайшую ненависть до тех пор, пока враг остается врагом. Как бы я желал, чтобы у государства колхов была прежняя сила, так, чтобы оно не нуждалось в посторонней и чужеземной помощи, но само удовлетворяло бы своим нуждам во всех случаях — в мире и в войне.

Теперь же, когда или вследствие различия времени, или вследствие враждебности судьбы, или по обеим причинам, мы дошли до такой слабости, что подчинены другим, я считал бы наилучшим покоряться более разумным, которые сохраняют дружбу к своим и верность договорам. Так мы благополучно отделаемся от тех, кто является нашими действительными врагами; совершенное ими преступление не останется без наказания, и одновременно мы позаботимся о нашей безопасности в будущем. Ибо их лукавые и льстивые нравы, которые они выставляют с обманчивой кротостью и притворной обходительностью, чтобы обманывать легковерных и затем их обижать, окажутся излишними и напрасными. У них будет отнята всякая возможность подобных действий против нас, так как у нас вследствие вражды будут прерваны с ними всякие отношения и мы открыто отделимся от них. А если они попытаются начать против нас войну и если им придется одновременно встретиться с лазами и персами и притом во враждебной стране, они не выдержат первого натиска. Недавно только со всем своим войском они сразу были обращены в постыднейшее бегство небольшим отрядом персов и еще до сих пор не отдышались от этого бегства и, побежденные, так сказать, во всем, одной скоростью бега они победили преследующих их персов.

10. Ясной и вероятнейшей причиной этого, как всякий скажет, является трусость и порочность их планов. Ибо бесчестие им присуще как характерное и прирожденное качество. И когда к врожденным порокам присоединяется добровольное преступление, то оно удваивает бедствие погибающих по воле божественного провидения в виде искупительной жертвы за допущенное преступление, ибо победа утверждается не столько оружием, сколько благочестием, и я полагаю, что никогда преступные и нечистые люди не получат божественной помощи».

Если мы благоразумны, то нельзя присоединяться к тем, у кого нет даже здравого ума и которому враждебен тот, от руки которого зависит участь всех. Итак, показано открыто и притом скорее самими делами, чем словами, что наш переход к персам будет легким, весьма выгодным для нас и прежде всего угодным богу. И мы не будем казаться неверными и поступающими несправедливо. Ибо и раньше весьма часто мы были оскорбляемы римлянами. Однако считали нужным оставаться при старом положении вещей, считая никуда негодным производить перемены по любым представившимся случаям, хотя бы они были и очень важны, но все же были переносимы и не являлись такими совершенно нетерпимыми. Но теперь, когда нас поразили чрезвычайные и непоправимые бедствия, переносить это легко без всякого огорчения, не оскорбляться такими низкими и жестокими деяниями, — это свойство не благоразумных, но робких и жалких людей, под предлогом сдержанности прикрывающих свое равнодушие к общественным делам. Большего по жестокости преступления, я думаю, никто и из чужих не укажет, и нельзя пренебрегать совершенным. Поэтому и мы не можем пренебрегать, и нашим бесчестием будет, если увидят нас, забывших своего царя и прислуживающих его убийцам.