О брачной и внебрачной жизни - [179]

Неспособность одного из супругов к брачному сожительству признавалась уважительной причиной для развода, но ее приходилось долго доказывать. Например, Белгородский архиерей в 1728 году издал распоряжение об освидетельствовании некоего Григория Губина. В документе говорится, что в июле 1727 года Матрена из села Покровское Усердского уезда обратилась к валуйскому протопопу с прошением о разводе. Матрена сообщила, что в апреле прошлого года была выдана замуж за однодворца Григория Губина, но по сей день «сопряжения с ним не имеется, понеже де у его Григория естества нет». Григорий был вызван к протопопу и поклялся, что не имел сношений с женой «того ради, что у меня естество малое». Неудалый муж обещал «дать Матрене свободу», но архиерей, получив от протопопа заявления обоих супругов, не удовлетворился их добровольным признанием и наложил резолюцию: «Сей сказке не верить, покамест не освидетельствуют того естества подлинно». А чтобы «в том не было подлогу, оного Григория Губина выслать в Белгород».

Впрочем, подозрительность пастыря имела под собой основания, потому что симуляции, видимо, случались. Так, сохранились протоколы по делу о некоем Захарии Бобрицком, жившем в конце XVIII века. Тесть Захария просил избавить свою дочь Евфросинию от брака с мужем по причине его неспособности к плотскому совокуплению. Неспособность эта была засвидетельствована лекарем, после чего супруги получили чаемую свободу и Евфросиния вступила в новый брак. Но через некоторое время решил вступить в повторный брак и Захарий. Для этого он вновь отправился к врачу и получил справку о том, что прежняя его неспособность происходила от «раны близ естественного уда, по случаю тогда приключившеюся». Но «как ныне он совершенно выздоровел от раны и все части уда его пришли в надлежащий свой порядок и действие, то нет ни малейшего сумнения ко вступлению ему в законный брак». В консистории, куда Захарий обратился за разрешением венчаться, его направили на повторное освидетельствование, но и оно показало полную пригодность жениха. После чего консистории только и осталось «дозволить ему, Бобрицкому, по молодым его летам, которых он имеет тридцать один, вступить в законный брак».

Но все-таки основной причиной, по которой церковь в синодальный период (с 1700 по 1917 год) допускала развод, становится прелюбодеяние, причем не только жены, но и мужа (раньше муж отделывался епитимьей). Практическая невозможность разойтись по любой другой причине, кроме прелюбодеяния, толкала супругов на необходимость выслеживать друг друга и поливать грязью. Этого порой не могли избежать даже самые достойные в других отношениях люди.

Так, знаменитый полководец Александр Суворов в челобитной, которую он подал в духовную консисторию, писал о жене, что «…сперва оная Варвара, отлучась своевольно от меня, употребляла тогда развратные и соблазнительные обхождения, неприличные чести ее», что, «презрев закон христианский и страх Божий, предалась неистовым беззакониям явно с двоюродным племянником моим С.‐Петербургского полка премьер-майором Николаем Сергеевым сыном Суворовым, таскаясь днем и ночью, под видом якобы прогуливания, без служителей, а с одним означенным племянником одна по дворам, пустым садам и другим глухим местам…».

Консистория не сочла прогулки женщины, даже и по глухим местам, в присутствии родственника достаточным основанием для развода. Но Суворов с присущим ему напором продолжал бомбардировать святых отцов подробными описаниями «бесчинств» своей супруги. В разводе ему все-таки было отказано. Тогда полководец попросту отослал от себя свою супругу с сыном, которого он отказался признать своим. Дочь, которую отец все-таки признал, была определена им в Смольный институт с категорическим запретом на общение с матерью.

Варвара Ивановна многие годы жила в крайней бедности (Суворов выделил ей на содержание сына 1200 рублей в год). Она писала мужу: «Не имея дома, экипажа, услуги, …живу у брата… И так рассуди милостиво: при дряхлости и старости каково мне прискорбно не иметь себе пристанища верного и скитаться по чужим углам». На «дряхлость и старость» сорокапятилетняя супруга полководца жаловалась, по-видимому, преждевременно, но проблемы у нее действительно были — она просила мужа о материальной помощи (22 тысячи рублей на погашение долгов; для сравнения — годовой оклад полного генерала в екатерининские времена составлял около 4200 рублей), а также о том, чтобы он разрешил ей общаться с дочерью. Однако Александр Васильевич отказал жене, и только вмешательство Павла I привело к тому, что этот весьма небедный человек, имевший 50 тысяч рублей ежегодного оброка, согласился выплачивать супруге пенсию в размере 8 тысяч рублей в год.

Но если бы официальный развод Суворовых состоялся, положение его супруги могло бы стать еще хуже. После развода виновной стороне не только запрещалось вступать в повторный брак — разрушитель семейных уз мог понести и дополнительную кару в зависимости от своей вины и социального положения. Это могла быть насильственная отсылка к родителям, пострижение в монастырь, наказание плетьми…