О Боге, смерти и любви - [4]

Лишь там, где хотят понимать, лишь там забываешь тьму. ***

"Сит, что с тобой?"

Да какая вам разница? Вам ведь начхать на то, что царит у меня на душе! Вспоминается Горкуша. Вам просто хочется показать участие, полазить поглубже в душу, чтобы все вокруг считали вас чем-то иль кем-то. Я скажу, а вы просто обидитесь, потому что мне плохо за вашу дурость и глупость.

Зачем делать то, что вас не интересует и направленно не ради добра, а ради опять же вашей глупости?

Они не хотят посмотреть на себя.

"Знаешь ли ты себя?"

"Нет, я е хочу задумываться об этом..."

Так это плохо! Этого надо бояться!..

А мы хвалимся... ***

Божья коровка ползла по руке. Медленно, словно ленясь расправлять свои крылья, она двигалась на кончике пальца. Остановилась и полетела.

"Лети"

Приятное ощущение соприкосновения с живой природой, с существом, которое, может быть осознает свое место в жизни, отступило и осталось лишь:

- Лети...

Ветер поднялся и затрепетали листья вокруг. Молодые березки склонились от такого порыва и вновь...

Я зевнул. Спокойствие поглотило мою сущность. Сон склонил меня к земле. Прохожие не обращали на меня внимания своего.

Муравей упал на мою руку. Я стал следить за его непонятным бегом, но он дополз до конца пальца и упал в траву. Казалось, все стремится назад, в природу.

Природа - вечная дорога жизни, и никакой шум проезжающих машин не заглушит песню ветра. ***

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: Я и ОНА

...Я положил трубку. Последней моей фразой была:

- И я попрошу в ближайшие дни не разговаривать со мной. Мне будет легче...

- Хорошо, я исполню твою просьбу, - она куда-то спешила (у нее сгорел пирог).

Я положил трубку, а в душе все также было пусто. Всегда не хватает чего-то душе, но сейчас внутри нее не было надежды на то, что когда-нибудь милашка полюбит меня. "Разлюбить?" - почувствовал улыбку: столько раз пытался.

Встал с пола, пошел на кухню, выпил воды и уже вскоре спал. Так закончился еще один день.

Каждый новый день начинается с мысли. Я же вспомнил, что в детстве мечтал о зеркальце на своем старом велосипеде. Почему-то всегда интересовало, что же там позади, когда все несется вперед?

Когда-то в глубокой депрессии ко мне пришла мысль, которая потом стала смыслом жизни: "Если и вкусили Адам и Ева плод познания, то это был плод Памяти." Память враг человечества, ведь человек, непомнящий всего, более счастлив, чем человек, которого гонят по свету воспоминания и думы о прошлом.

Может быть, именно поэтому я и не дождался зеркальца, хотя и были моменты в моем существовании, когда жил я лишь памятью, воспоминаниями.

Вода закипела, пора засыпать в кофейник любимые зерна. Секунды и кофе наполняет пространство своим неповторимым ароматом. Когда соприкасаешься устами с этим напитком, появляется ощущение первопроходца, пионера, такое же, как, наверное, и у спутников Колумба, которые впервые в истории европейской цивилизации вкусили этот напиток. Где-то, когда-то я вычитал примерно такие слова: "Если бы не кофе, то корабль не пришел бы к месту назначения".

И опять воспоминания вторглись в настоящее. Мы сидели недалеко от Кремля, точнее возле собора Василия Блаженного, напротив нас Куранты. Я часто поглядывал на них, потому что оставалось где-то всего полчаса: ей надо было возвращаться домой. Уют и счастье от того, что рядом находится любящий тебя человек, человек, который не только тебя понимал, а даже прогуливал из-за тебя занятия в А.. институте.

Кофе кончилось. Я налил себе еще чашечку и побрел в комнату, где пытался найти свой дневник.

Когда-то ко мне пришла идея записывать мысли, чувства и события. Вначале было даже интересно, но вскоре понял, что таким образом лишь общаюсь со своим прошлым. Эти мысли, эти поганые чувства так мне надоели, что в порыве гнева я поджег этот дневник и сидел грел руки в своей комнате. И все-таки кое-что сохранилось от этого опротивевшего мне кладезя воспоминаний. И сейчас я полез в груды бумаг за ним.

Найдя обгоревшую тетрадь, я уселся на пол, поскольку сидеть за столом для меня было большим трудом: опять воспоминания, опять она. Я раскрыл его и...

Этот портрет я пытался написать когда-то давным-давно. У меня была ее фотография и самые сокровенные черты, которые мы ловим в порывах нежной страсти, безумно возлюбя. Эти черты я замечал, когда она разрешала иногда проводить ее в А.. институт. Я настаивал на том, чтобы мы провели час или два в "Детском мире" на Лубянке. У нас там было местечко (если вы припомните пролет мраморной лестницы, которая поднимается со стороны прилавка "тетрадей" на первом в обширный зал на втором этаже, где начинают свое движение эскалаторы). Как правило, это была пятница, и этого дня я ждал каждую неделю с большим нетерпением. И вот мы где-то в половине четвертого оказывались на этой лестнице и стояли болтали, болтали обо всем, что приходит на ум влюбленным. Однажды она расплакалась, и мне стало стыдно, из-за того, что не мог прекратить столь прелестные потоки горьких слез. Я хотел исчезнуть: ей было очень плохо. Помню ее красненькие, заплаканные глазки, которые она прятала за своими необыкновенными кудрями черных, незаметно переходящих в оттенок рыжего волос (она знала, что я ненавижу две вещи в своей жизни: женские и детские слезы). И еще одна фраза: "Как бы я хотела, чтобы в наши взаимоотношения никто не вмешивался!"