Нюрнбергские призраки. Книга 2 - [44]
И тогда невероятная на первый взгляд догадка пришла в голову Рихарда.
— Вы что… знали?
— Знал не знал, какая теперь разница? Главное, что ты в безопасности. Итак, что же ты делал в здании суда?
Рихард на мгновение задумался, прежде чем ответить. Он уже понимал, что американцу, видимо, многое известно, но все еще пытался как-то выбраться из паутины, которой обволакивал его Гамильтон.
— Я… Я просто зашел в суд. Ну, ради любопытства, — неуверенно проговорил Рихард. — Я и в Аргентине часто заходил в суды послушать какое-нибудь уголовное дело. Это все равно что читать детективный роман.
— Какой же роман тебе попался на этот раз?
— Так, чепуха. Изнасилование какой-то девчонки. Скука. Потом увидел, что времени — уже второй час, а в два мне должны позвонить домой. Вот я и сорвался с места.
— И еще кто-нибудь сорвался со своих мест? — прищурившись, спросил Гамильтон.
"Знает. Ну, конечно же, он все знает! — подумал Рихард. — Играет со мной, как кошка с мышью".
Он не ответил на вопрос Гамильтона. Лишь постарался переменить тему разговора:
— Куда мы едем? — настороженно спросил Рихард.
— А куда бы ты хотел?
— Если можно, домой, в гостиницу, улица…
— Хорошо, — согласился Гамильтон. — Домой так домой. Только не к тебе, а ко мне. Я думаю, что возвращаться к себе домой тебе в ближайшее время не вполне безопасно. Никто не может поручиться, что твое присутствие в суде, ну… и все последующее прошло никем не замеченным. А у людей из полиции хорошая зрительная память. Особенно на лица.
"Но я же был в маске!" — чуть было не воскликнул Рихард, но сдержался. Этому Гамильтону и так, по-видимому, многое известно. Ни к чему пополнять запас его знаний. Может быть, и в самом деле лучше провести с ним час-другой и постараться рассеять его подозрения.
Рихард промолчал. Он стал пристально глядеть в окно машины, стараясь вспомнить, как выглядела та улица, на которой располагалось бюро Гамильтона.
Но чем дальше они ехали, тем более Рихард убеждался, что они находятся совсем в другом районе юрода. Гамильтон ничего не говорил шоферу. Это был не тот человек, который приезжал за Рихардом несколько дней тому назад. Он был старше и в отличие от того, первого, носил усы. Гамильтон ни разу не обратился к нему, да и тот все время молчал, видимо, зная, куда ему надлежит ехать.
Наконец машина остановилась возле небольшого трехэтажного дома явно старинной постройки. Окна первого этажа были прикрыты белыми складчатыми шторами — «маркизами», а сам дом казался сделанным из серого неотшлифованного гранита. Три широкие каменные ступеньки вели на крыльцо, прикрытое от дождя и снега темно-красным металлическим козырьком.
— Ну, вот мы и приехали!
ИТАК, СНОВА ГАМИЛЬТОН
— Ну, вот мы и приехали! — удовлетворенно произнес Гамильтон.. — В этом доме, — он легким движением руки показал на крыльцо, — я и живу.
Шофер поспешно вылез, обошел машину и открыл дверь, у которой сидел Рихард.
Гамильтон преодолел ступеньки первым. Вытащил из кармана ключи, открыл дверь и, чуть отойдя в сторону, сказал Рихарду:
— Ну, входи же!
Рихард нерешительно переступил порог и очутился в передней, оклеенной красноватыми, "под кирпич", обоями. Боковая, ведущая, очевидно, в кухню дверь открылась, и на пороге появилась женщина в коричневом платье, белом переднике и такой же белой наколке на волосах.
— А это наша Амальхен, — сказал из-за спины Рихарда Гамильтон, — мой менеджер и ангел-хранитель. Знакомьтесь, это Рихард, я надеюсь, что вы еще не раз увидите его здесь.
— Господа хотят что-нибудь перекусить? — с мягким баварским акцентом спросила Амалия, которую Гамильтон предпочитал называть уменьшительно-ласково "Амальхен".
— Да, но немного позже, — ответил Гамильтон. — А сейчас Рихард хочет принять ванну… или душ. Видите ли, Амальхен, с нами, точнее с Рихардом, случилось происшествие. Какой-то болван поехал на красный свет и едва его не сшиб. Рихард споткнулся и упал буквально в нескольких сантиметрах от автомашины, и, хотя она его не задела, он… ну, сами понимаете… Но до этого мы просто посидим минут десять, Рихарду необходимо, как это говорится по-немецки?.. Отдышаться!
— Яволь, яволь, майне геррен! — защебетала Амальхен. — Ах, какое несчастье! — Она всплеснула руками.
— Могло бы быть несчастье! — многозначительно сказал Гамильтон.
Амалия широко открыла другую, центральную дверь, а сама скрылась в глубине боковой комнаты.
Первая комната, в которой очутились Гамильтон и Рихард, была, очевидно, гостиной. Относительно небольшая, она казалась гораздо объемнее из-за зеркал, висящих на стенах одно против другого. Гамильтон подошел к окну и, потянув за шнурки, поднял гардины. Если до этого в комнате царил полумрак, то теперь она наполнилась дневным светом.
— Что ж, — спросил Гамильтон, — осмотрим квартиру? Впрочем, нет, сначала тебе надо вымыться. Кстати, ты поранил руку? Каким образом?
Действительно, с ладони к запястью у Рихарда стекала струйка крови.
— Ё стуле был гвоздь, — пробормотал он.
— Как только вымоешься, немедленно смажем, — в голосе Гамильтона Рихард почувствовал встревоженность. — Теперь пойдем дальше.
Они перешли в следующую комнату — несомненно, кабинет.
Пятая книга романа-эпопеи «Блокада», охватывающая период с конца ноября 1941 года по январь 1943 года, рассказывает о создании Ладожской ледовой Дороги жизни, о беспримерном героизме и мужестве ленинградцев, отстоявших свой город, о прорыве блокады зимой 1943 года.
Первые две книги романа «Блокада», посвященного подвигу советских людей в Великой Отечественной войне, повествуют о событиях, предшествовавших началу войны, и о первых месяцах героического сопротивления на подступах к Ленинграду.
Третья и четвертая книги романа «Блокада» рассказывают о наиболее напряженном периоде в войне — осени 1941 года, когда враг блокировал город Ленина и стоял на подступах к Москве. Героическую защиту Ленинграда писатель связывает с борьбой всего советского народа, руководимого Коммунистической партией, против зловещих гитлеровских полчищ.
Первые две книги романа «Блокада», посвященного подвигу советских людей в Великой Отечественной войне, повествуют о событиях, предшествовавших началу войны, и о первых месяцах героического сопротивления на подступах к Ленинграду.
А. Чаковский — мастер динамичного сюжета. Герой повести летчик Владимир Завьялов, переживший тяжелую драму в годы культа личности, несправедливо уволенный из авиации, случайно узнает, что его любимая — Ольга Миронова — жива. Поиски Ольги и стали сюжетом, повести. Пользуясь этим приемом, автор вводит своего героя в разные сферы нашей жизни — это помогает полнее показать советское общество в период больших, перемен после XX съезда партии.
Третья и четвертая книги романа «Блокада» рассказывают о наиболее напряженном периоде в войне — осени 1941 года, когда враг блокировал город Ленина и стоял на подступах к Москве. Героическую защиту Ленинграда писатель связывает с борьбой всего советского народа, руководимого Коммунистической партией, против зловещих гитлеровских полчищ.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.