Нюрнберг предостерегает - [115]

В заключение необходимо отметить, что в этом чиновничьем круговороте решение так и не было достигнуто.

Между тем не дать заслуженного — значит, по сути — обокрасть. Но по этой части, надо заметить, наше прежнее социалистическое, а ныне демократическое государство, как и наше славное бюрократическое сословие с его незыблемыми традициями, бо-о-льшие спецы.

На выживаемость проверенный В немыслимые холода,

На семи ветрах просеянный В послевоенные года.

Ю. Сев

15 Мои мытарства после Нюрнбергского процесса

Судьба не баловала меня. Иногда мне казалось, что на фронте я себя чувствовал более комфортно, чем в мирное советское время. Конечно, о комфорте на войне, тем более в стрелковом полку, не могло быть и речи. Но, к сожалению, в послевоенное время мне досталось под завязку.

На моем жизненном пути было немало настоящих, верных друзей. Они в трудное время меня поддерживали, приходили на помощь. До конца жизни я им буду благодарен. Большинство моих начальников относились ко мне с уважением, ценили мое трудолюбие.

Я никогда не выслуживался. Помнил и придерживался известного высказывания: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».

И после войны судьба не раз испытывала меня на изгиб и на скручивание. В 1947 г. был направлен в Ивановское военно-политическое училище. Учился не хуже других, был знаменосцем. По окончании училища в 1949 г. назначен секретарем комитета комсомола 508-го механизированного полка, который дислоцировался в городе Николаеве.

В эти годы шла борьба с «безродными космополитами». По сути, шла антисемитская кампания. Не буду рассказывать, что творилось в стране. Напишу лишь, что касалось меня лично.

Полком командовал полковник Чибарев. Каждое утро к нему привозили парикмахера. И в самый разгар антиеврейской кампании парикмахер поведал мне, что во время бритья Чибарев сказал: «Надо присмотреться к Гофману. Что-то он мне не нравится».

Чтобы читатель имел представление о том времени, привожу еще один случай.

Полк стоял недалеко от областной больницы, и чтобы попасть на трамвай, надо было пройти к парку Петровского метров двести. После партсобрания поздно вечером коммунисты, где-то человек двадцать-тридцать, растянувшись метров на 40-50, шли к трамваю. У самого парка стояли два пьяных лба и каждого спрашивали: «Ты жид?» Им с радостью отвечают: «Нет! Нет!» Я шел почти последний. Никто и не подумал меня защитить. Хорошо, что я в училище занимался боксом.

Когда умер Сталин, выпустили «врачей-вредителей», я зашел к командиру полка и спрашиваю:

— Товарищ полковник! Как-то вы говорили, что я не внушаю доверия. Я ведь очень переживаю. В чем конкретно дело?

— Я старый чекист, — отвечает он. — Мне если б сказали перестрелять всех евреев, я бы приказ выполнил. Я солдат партии.

У такого командира началась моя офицерская служба. Заместителем командира полка был полковник Тарасов — до войны секретарь обкома комсомола не помню какой области. Войну окончил командиром танкового полка в Австрии.

Сталин снимает Жукова. Идет партийный актив. Все горячо одобряют снятие Жукова. Выступает коммунист Тарасов и говорит, что с Жуковым поступили, как с Суворовым. Одержал победу — и выгнали. Ему объявляют строгий выговор по партийной линии. Снимают с должности и в характеристике пишут: «Может быть заместителем у умного командира». И назначают заместителем к Чибаре-ву. Чибарев уходит в отпуск. За командира остается Тарасов. Собирает офицеров полка и говорит:

— Я вам не тот старый дурак. Я научу вас ходить строевым шагом. Я вам ноги сотру до самой ж...

Командир приходит из отпуска, ему докладывает замполит, что говорил о нем Тарасов. Приезжает комиссия из штаба округа во главе с генералом. Вызывают меня и спрашивают: говорил ли Тарасов такое о командире? Если бы он это сказал не на совещании, я бы, конечно, не подтвердил. А так я подтвердил. Комиссия о чем-то между собой заговорила. Я стою. Тарасов выгоняет меня из комнаты. Комиссия молчит. Ну, думаю, пропал Гофман. Надо бежать из полка. Написал рапорт с просьбой отпустить меня для сдачи экзаменов в военно-политическую академию. Командир полка написал на рапорте: «В связи с тем, что в полку много случаев дизентерии, отказать».

Полковник Тарасов вызывает меня и говорит: «Я помогу тебе». Он едет к командиру дивизии и добивается, чтобы меня отпустили в академию.

Я дружил с командиром танкового батальона подполковником Красногирем, видно, он Тарасову характеризовал меня положительно.

Не хочу, чтобы у читателя сложилось впечатление о Тарасове как о самодуре. Нет и еще раз нет. Он был сильным, жестким, волевым человеком. Его любимая поговорка: «Порядочность, как и девственность, теряется раз и навсегда». Он с уважением и заботливо относился к молодым офицерам. Помогал им в нелегкой службе.

...Сталин в 1953 году умирает. Жуков вновь становится министром обороны. Тарасова назначают командиром танкового полка. Часть завоевывает звание отличной.

Но... Хрущев снимает Жукова. При обсуждении письма на партийной конференции Одесского военного округа с докладом выступил член политбюро ЦК КПСС А. И. Микоян. Все делегаты горячо и единогласно одобряют решение ЦК КПСС, и лишь коммунист Тарасов воздерживается. В конце концов, это его право. Тарасова вызывают, беседуют, требуют объяснения, почему он не одобрил решения ЦК КПСС. Он объясняет, что верит ЦК партии, но пока ему не скажут, что говорил в свое оправдание Жуков, он голосовать не будет. Его вывели в резерв. Дальнейшую судьбу нетрудно представить.