Нюма, Самвел и собачка Точка - [11]

Точка боязливо проскулила и попятилась задом от вздорной Галины. И притаилась за кромкой бака. Но тут же залилась торопливым тявканьем. Нюма шагнул к собачке.

— Самвел! — закричал Нюма. — Смотри! Нашлись осколки…

Самвел поспешил на зов. В разворошенной газете тускнели останки кувшина. Хвала и восторг обрушилась на собачонку Точку. Просто невероятно. Как она догадалась, ведь совсем еще маленькая! А что будет, когда подрастет? Не знали старики, что своей интуицией, собачонка была обязана самому крупному черепку. Тому самому, который больно зафугачив ей по морде, запечатлелся в ее памяти, согласно теории академика Павлова…

К слову, Нюма помянул и того шмендрика, который поленился забросить сверток в бак, а просто швырнул к стене брандмауэра. И если бы не ищейка Точка…

— Совсем дребезги, — вздохнул Самвел. — Клей не возьмет.

— Да, — согласился Нюма. — Совсем.

Самвел разворошил пальцем останки кувшина, выбрал наиболее крупный черепок и сунул его в карман. Остатки плотнее завернул в газету и закинул в мусорный ящик…

После смерти Розы Нюме пришлось привыкать к старости. Сразу. Буквально на следующий день. Потому как Роза ничем особенно не страдала, кроме каких-то долгих и нудных проблем с горлом. Нюма свыкся с ее состоянием, и в последние годы внимание к здоровью жены притупилось. А тут — раз, и что-то сорвалось у нее в сердце. И Роза умерла, сидя на скамейке у подъезда, среди своих кумушек. Соседи Розу не то чтобы любили — к ней привыкли, как привыкли к старому тополю, что врос в центр двора. А так как единственная дочь Фира жила по другому адресу, то Нюма сразу оказался лицом к лицу со старостью. Начиная с мелочей. Скажем, такая безделица, как оплата за квартиру, телефон, газ и прочие коммунальные услуги. Эту заботу брала на себя Роза. Не потому, что Нюма, по ее мнению, был шлимазл, то есть растяпа. Вовсе нет. Наоборот, Роза высоко ценила деловую хватку своего мужа. Роза была не слепая, она видела, как фотография экспедитора Наума Бершадского не сползает с Доски почета Торгового порта. Просто такая особа как Роза не могла день-деньской сидеть у подъезда в компании старух. Она должна была себя проявлять хотя бы раз в месяц: «во время навигации по проводке подаяния городу» за те услуги, что город предоставлял своим жителям. Так высокопарно жена портовика называла свои хождения в сберкассу. Ведь не иначе как подаянием, нельзя назвать оплату горячей воды, которую жильцы дома на Бармалеевой улице не видели месяцами. Или за лифт, что для семейства Бершадских, проживающих на первом этаже, был совершенно бесполезен… Ворох квитанций, обнаруженных в ящике стола, вогнал Нюму в ступор. Он сидел, как заяц перед удавом, разглядывая бумажки многолетней давности, физически ощущая свою старческую бестолковость….

Из всех проблем, что возникли со смертью жены, — включая уборку квартиры, стирку и прочую суету, — менее всего, как ни странно, Нюму беспокоила проблема еды. Сия забота предполагала хождение по магазинам и рынкам, где общительному Нюме было весьма комфортно, несмотря на нищенский бюджет, изрядно оскудевший после бегства из семьи шебутной дочери Фиры. Дочь, несмотря на свой сволочной характер, прилежно пополняла общий бюджет невесть откуда взятыми деньгами, официально нигде не работая. И родителям не хотелось вспоминать стародавнюю историю с фамильными серебряными ложками. А после кончины Розы с бюджетом у Нюмы стало особенно туго. На его пенсию в восемьдесят шесть рублей особенно не разживешься. Но в старости люди существуют как бы по другому графику им нередко хватает на то, что вызывает отчаяние в молодые годы. Точно они подлаживаются к полному коммунизму в гостях у Господа Бога… Что же касалось денег от аренды Самвелом соседней комнаты, то их целиком прикарманивала Фира, комната была ее…

Однако Нюма не печалился. Да, сюрприз, что преподнесла ему своей внезапной смертью жена, столкнув нос к носу со старостью, вызвал у Нюмы оторопь. Но, несмотря на скудный бюджет и аховое, почти блокадное положение с продуктами, у него появился какой-то спортивный азарт. Скажем, как из скверной картошки и жалких куриных крылышек приготовить нестыдное варево, вызывая уважение не только гурмана Самвела, а и собачки Точки. Что касается последней, Нюма слыл для нее непререкаемым авторитетом. Собачка чувствовала, что вопрос питания для Нюмы первостепенный, как и для нее самой. Появление Нюмы на кухне вызывало у Точки бурное ликование. Она кружилась возле его ног, отчего Нюма однажды упал, но его проклятия нисколько не охладили ее влюбленный пыл. Впрочем, и Самвел вызывал у нее такое же чувство. Порой собачка смущалась — когда оба хозяина находились на кухне, Точка поглядывала на них, не выказывая никому особого предпочтения, и лишь поскуливала лежа на незримой границе между «Западом» и «Востоком». «Крупный политический деятель», — говорил Нюма про Точку. «Ара, просто собачья Маргарет Тэтчер», — соглашался Самвел, вспоминая «железную леди», премьер-министра Англии…

Однако особое ощущение старости подступило к Нюме с иной стороны… Исподволь, ненавязчиво бывшие дворовые товарки Розы принялись поочередно сватать его одна другой. Нюма, хоть и в возрасте, но был еще крепкий мужчина, не оставаться же ему в одиночестве. И вот тут-то Нюма ощутил старость. Не в себе, нет. Он ощутил старость тех, кого ему сватали. Он видел их дряблые руки, многоярусные подбородки, морщинистые шеи, подрумяненные щеки, раненные помадой губы. Конечно, он давно знал своих соседок, подруг покойной жены. Но одно дело просто знать, а другое знать при возникших обстоятельствах. Не то чтобы сблизиться, глядеть на этих невест стало Нюме неловко.