Нью-Орлеанская дева - [12]

От первой затяжки у меня закружилась голова. Я вспомнила, что мы не ели больше суток, и в желудке сразу засосало. Но есть мне, честно говоря, совсем не хотелось. Вы будете удивлены, но мне хотелось выпить. И чего-нибудь покрепче. Наверное, это желание овладело не только мной, потому что Глеб, грустно хмыкнув, сказал:

— Сплавать, что ли, в бар? Может, не все бутылки побились…

Мы переглянулись. Видно было, что все сразу вспомнили об оставшемся там Жеке, и это так явственно отразилось на лицах, что мне захотелось уже не просто выпить, а напиться, причем, незамедлительно.

— Хватит отдыхать, — хмуро сказал Антон. — Перекурили? Пошли. Дверь к хозяину там, я видел, — он кивнул в сторону зала поменьше. — Попробуем выбить, что ли… Я стучал — там явно никого нет, эвакуировались, наверное. Может, в квартире найдутся какая-то еда, вода и шмотки, обувь там — хотя бы девчонок переобуть и переодеть. И надо подумать, самим выгребать или ждать спасателей. Судя по тому, что на улице трупы плавают, сюда должны спасателей пригнать со всей страны.

Как-то незаметно он взял на себя обязанности командира нашего маленького отряда, и мы охотно подчинились. Ну, я-то — понятно, но и Иван, и Глеб, и даже строптивая Нэнси молча признали первенство Антона в предлагаемых обстоятельствах. Может, потому, что он был военным. Не знаю.

Глава 9

Выбить дверь не удалось — мешала вода. Тогда парни еще раз обшарили лавку и нашли латунную копию Статуи Свободы. Используя ее воздетый факел, как рычаг, им удалось отжать замок, и мы оказались на лестнице, ведущей в апартаменты хозяина.

— Эй! Кто-нибудь дома? — Поднимаясь, на всякий случай окликнула Нэнси по-английски, хотя ясно было, что, останься тут кто-то, он давно бы вышел на грохот, который мы подняли.

Дверь в квартиру с лестницы была не заперта, и мы вошли, озираясь, точно преступники. Одно дело — вломиться, спасая свою жизнь, в и без того уже разрушенный ураганом и наводнением магазин, и совсем другое — войти в чужую квартиру, в которой еще чувствуется присутствие хозяев, где вещи хранят их тепло и запахи; куда вас не звали и вовсе не хотели бы видеть. Так что, с одной стороны, мы испытывали стыд и неловкость, заставлявшие передвигаться на цыпочках и разговаривать вполголоса, а с другой — невыразимое облегчение: там было сухо.

Нэнси опустилась прямо на ковролин посреди гостиной, с отвращением разглядывая свои сморщенные от воды ладони и пятки.

— Больше никогда в жизни не захочу купаться, — объявила она мрачно. — Даже ванну принимать буду только раз в неделю. А лучше — раз в месяц.

Я разулась и молча ушла искать ванную: мне надо было отжать мокрое платье. У меня болели ноги и спина: несмотря на жару, вода, в которой мы бродили все это время, была довольно холодной, от нее мышцы сводило судорогой и колотил противный мелкий озноб. К тому же, все тело у меня было в синяках, видимо, от ударов о стенку в подвале и столкновений с обломками. Поколебавшись, я взяла из шкафчика чистое полотенце и растерлась с ног до головы.

— Вера, ты в порядке?.. — Антон легонько постучал в дверь ванной.

— Да, — ответила я, помедлив, и быстро завернулась в полотенце. — Входи.

Он вошел, посмотрел мне в лицо, потом молча снял очки и, не глядя, положил их на край умывальника.

Он был мокрый, горячий, и, когда он обнял меня, мне захотелось то ли заплакать, то ли засмеяться. Я целовала его и, вроде бы, смеялась, но скорее, все-таки, плакала. И не верила, что все это происходит со мной — этот затопленный город, эта чужая квартира, этот чужой мальчик, воевавший в Ираке и едва не погибший в мирное время в мирной стране. Я так целовала его, как никогда в жизни никого не целовала. По-моему, он испугался, что я, наконец, рехнулась от выпавших на нашу долю испытаний. Его рот был на вкус как горячее молоко с медом, которым меня поили в детстве во время бесконечных простуд. И дрожал он так же, как я в детском температурном ознобе.

Я целовала его и не могла оторваться.

— Верочка! — Нэнси нетерпеливо распахнула дверь и остановилась на пороге. — Тьфу на вас!.. Нашли время. Иди сюда, я тут обнаружила некоторое количество разных шмоток, нам же надо на себя что-нибудь надеть!..

Она была в одних трусиках, а свою роскошную грудь стыдливо прикрывала какой-то розовой тряпкой. Впрочем, это выглядело не более целомудренно, чем картинки в «Плейбое». Если бы тут каким-то чудом оказался тамошний фотограф, он бы душу продал за снимки мокрой, измученной, бледной Нэнси в прозрачных беленьких трусиках.

Я подняла с пола упавшее полотенце и замоталась в него. Антон надел очки и прислонился плечом к стене. Наверное, мы выглядели, как нашкодившие подростки. Нэнси подняла бровь, хотела что-то сказать, но удержалась. Я выскользнула из ванной, точно гимназистка, которую директриса застукала в классе с учителем музыки. Нэнси фыркнула, но снова ничего не сказала, и затолкала меня в спальню, где в стенном шкафу висело на плечиках разное хозяйское барахло. Иван уже переоделся во фланелевый спортивный костюм — штаны были ему коротки, а джемпер широк. Он сидел в кресле в гостиной и выглядел бледновато. Глеб тоже, ворча, облачился в трикотажные шаровары и майку с изображением Луи Армстронга и теперь старательно развешивал на стульях свои джинсы и рубаху в надежде, что они просохнут. Мы с Нэнси, стыдливо порывшись в шкафу, выбрали себе майки и лосины — Нэнси ее лосины были коротки, мне мои пришлось слегка подвернуть. А размер бесформенных длинных маек не имел значеиия.