Другие два исторические произведения Матейки: «Обличительная проповедь Скарги перед двором, польского короля (1592)» и «Коперник в наблюдении на платформе собора», менее удались. «Проповедь Скарги» в первый раз появилась на парижской художественной выставке 1865 года и тотчас же была замечена французской художественной критикой, очень наметанной и образованной, значит, и очень чуткой ко всему талантливому. Несмотря на ужасно черный колорит и многие позы, слишком театральные или преувеличенные, — наконец, на странные позы дам, мечущихся взад и вперед как угорелые по собору, чего, конечно, никогда не случалось ни с какими придворными, какие бы там ни были самые громовержущие проповеди каких угодно Босеюэтов и Флешье, — несмотря на все это, французская критика тотчас сказала, что «Матейко обещает быть важным приобретением для исторической живописи». И действительно, начав энергическими проклятиями и грозным негодованием Скарги, Матейко никогда уже не понижал взятой раз ноты и шел с тех пор, все эти 8 лет, все только выше и выше, все с той же серьезностью, все с тем же национальным и общественным энтузиазмом. Если этот человек подольше проживет, мы, наверное, дождемся от него еще многих взмахов могучего орлиного крыла. Кроме перечисленных картин Матейки, на всемирной выставке было несколько превосходных портретов этого художника. Всего примечательнее был грудной портрет дамы (должно быть, польки) на таком эффектном желто-розовом фоне, какого не пробовал никогда еще ни один, кажется, художник.
Другой капитальный польский живописец, Жеримский, живет вне своего отечества, в Мюнхене, но все сюжеты его картин — польские или относящиеся к польской истории и польским местностям, и все это трактовано с таким мастерством, которое ставит его на высокое место в ряду современных художников. Трудно сыскать в ряду новых картин что-нибудь совершеннее его «Привала в лесу», его встревоженного «Авангарда» среди степи, его цепи двигающихся по снегу «Казаков». Натуральность фигур и лошадей, изумительно написанные пейзажи, дым на только что выстрелившем ружье, вороны, каркающие и шлепающие в воздухе крыльями, каждая подробность и мелочь написаны здесь просто изумительно. Но всего совершеннее, потому что она полна поэтического чувства, небольшая картина под названием «Ночь». Луна светит над Вислой, на крутом бережку в маленькой хижине мелькает огонек, отражающийся тоненькой красной черточкой в воде; еще другие огоньки мелькают по разным другим местам, за водой, а на берегу, наверху стоит несколько фигур, но везде тут так темно, что их едва видно. Это евреи с книгами, по обряду своему вышедшие в новолуние на открытый воздух и читающие тут при лунном свете, вполголоса, свои еврейские молитвы. Одной этой картины было бы достаточно, чтобы художнику создать себе самую крупную репутацию.
Прекрасна большая историческая картина Брандта: «Осада Вены турками в 1683 году», точно воскрешающая, в больших размерах и в красках, миниатюры старинных рукописей и печатных книг; прекрасны портреты Родаковского, милы польские жанры Куреллы, Паховского, рисунки карандашом (почти все идеальные и трагические) из новейшей польской истории, Гротгера, акварели и рисунки Тены и т. д. Все это, вместе сложенное, составляет порядочный материал для особой школы. Жаль только, что не было тут, в этой блестящей компании, ни одной из исторических картин покойного краковского живописца Каплинского: они представляли все только сильные трагические сюжеты из новейших польских времен и заслужили сильные похвалы со стороны французской художественной критики, на выставках 1865 и 1867 годов («Эпизод» и «На реках вавилонских»).
Но на этих трех новых школах дело, конечно, не остановится, и, по всей вероятности, скоро сложатся еще другие, например, чешская и некоторые славянские. Готового материала для них довольно, особливо для первой-, немало уже и теперь есть талантливых чехов между художниками, считающимися австрийцами. Довольно указать на Фридлендера, родом чеха, только не решившегося, покуда, приняться за свои народные сюжеты. Но стоит только ему, или тому и другому из его талантливых товарищей, последовать примеру других национальностей, выделяющихся из общей австрийской художественной среды, — и народная школа готова: она очень скоро сформируется и созреет.
XI
Живопись
Английская школа. — Голландская школа. — Бельгийская школа: Виллемс. — Стевенс. — Галле. — Воутерс. — Лейс. — Итальянская школа: Усси
Про остальные нации в художественном отделе выставки мало можно сказать утешительного. Про английские картины вовсе ничего не стоит говорить: их и мало, да они и нехороши. Лучшие все остались в Лондоне и находились на международной выставке в Кенсингтонском музее. Всего примечательнее была тут огромная коллекция картин умершего недавно любимого английского живописца Филиппа: почти все они представляют эпизоды из испанской простонародной жизни, бои быков, сцены в церкви, на улице и в дому, любовные сцены, похороны, родины и т. д. Картины эти заключают столько интереса и художественного достоинства, что, наверное, сделали бы довольно много чести английскому отделу в Вене. Что же касается до акварелей, в большинстве случаев столько всегда отличных у англичан и составляющих совершенно особенную их специальность, то на нынешний раз их было так мало, и притом они были до того слабы, что художественный критик «Saturday Review» (один из лучших в Англии) писал, что англичанам лучше было бы уже не срамиться и не посылать их в Вену.
