Нынче у нас передышка - [14]

Останется в памяти очень богатая и красивая меблировка и убранство большинства виденных мною квартир. Много таких попадается, какие я мог видеть во дворцах-музеях или на сцене в хороших театрах. Я лично тоже устроился неплохо. Отдельная, чистая и красивая комнатка метров 25, на втором этаже живописного домика. В комнате приличная мебель, хорошая кровать с хорошими постельными принадлежностями. На другой кровати в этой комнате спит мой старшина, хороший, приятный человек, очень уважающий меня и ухаживающий за мной. У нас — патефон, приятные пластинки, струнные инструменты. Иногда — гости. Достал у хозяйки полное собрание сочинений Пушкина и с упоением перечитываю его. Сегодня от души посмеялся, читая его «Гавриилиаду». Неужели такую штуку можно было напечатать в его время? Прямо не верится. В моем полном распоряжении есть автомашина, езжу, куда мне нужно по личным и производственным делам, — сколько мне угодно. Но я этим делом не злоупотребляю, не потому, что боюсь или стесняюсь, а просто потому, что мне и дома пока что кажется не скучно.

Позавчера устроили довольно капитальную пьянку. Я и еще трое лейтенантов. Спирту было много, так что насадились подходяще. Были в нашей компании две барышни-полячки. Довольно хорошенькие. Хорошо танцуют, хорошо поют, хорошо пьют и хорошо целуются. Дальнейшего я не пробовал. Наутро, хоть я и достал опохмелиться, все же чувствовал себя тяжело. Тогда я уехал в самую дальнюю батарею, забрался к комбату, разделся, лег в постель и проспал как убитый до пяти часов дня.

Погода, несмотря на конец июня, стоит довольно прохладная. Часто идут дожди. Очевидно, сказывается непосредственная близость Карпатских гор. Интересно, попадем мы в самые горы или нет. Хотелось бы хоть немного угадать дальнейшее, но, к сожалению, это совершенно невозможно. Война кончится еще не скоро, это ясно. Разве что к весне 1945 года. Хотя, пожалуй, раньше. Эх, хорошо бы за это лето управиться. Ведь все же здорово надоедает шататься по чужим краям без жены или близкого друга. А все эти мимолетные знакомства и встречи абсолютно не приносят спокойной радости и душевной тишины, которой так хочется. Так хочется сидеть в сумерках на диване в уютной комнате, нежно обнявшись с подругой, милой твоему сердцу, и беседовать с ней с полной откровенностью, зная, что душа ее жаждет этой твоей откровенности и тебе заплатит тем же. Как неисчерпаемы бывают темы в таких случаях и как сильно расцветает в человеке все чистое, возвышенное и спокойное. А в нашей жизни о чем все идет речь? В лучшем случае, о войне и о технике. А то все больше о служебных кляузах, которых мы от нечего делать заводим очень много, ну и затем о е… Ну разве это, в конце концов, не надоест? Ну, а что со мной будет или, вернее, что ждет меня, когда кончится война? Тоже абсолютно не имею возможности себе представить! Или демобилизуют, или придется дальше служить в армии. И что получится в том и в другом случае? Черт его знает! Ну, а пока я готов участвовать в самых жарких боях, лишь бы война скорей кончилась.

Сегодня новый помпотех передал мне намерение командира полка повысить меня на довольно значительную ступень в должности, звании и окладе. Это, конечно, хорошо, но как-то не особенно радует, во всяком случае, не испытываю я от этого ничего похожего на те чувства, которые испытывал когда-то в аналогичных случаях, работая на заводах. А кроме того, заранее вообще ничего не следует испытывать, ибо от разговоров до дела бывает довольно далеко.

Сегодня замечательно провел вечер. Ребят своих отпустил в кино, а некоторых — к девкам. Гостей у меня сегодня не было, и я почти до часу ночи в полной мере наслаждался одиночеством. Замечательно отдохнул. Всем понемножку успел заняться: поиграл на гитаре, затем читал Пушкина. Послушал 5–6 наиболее нравящихся мне пластинок на патефоне. Затем занимался этим дневником. Все это в дыму хорошего табачка, с размышлениями, никем не прерываемыми, — очень люблю такое времяпрепровождение. Сейчас пришел мой старшина, укладывается спать. А я, пожалуй, напишу еще письмо мамаше, да и тоже лягу.

28/VI. 44 года

На днях, очевидно, уедем из Коломеи. Пехота нашей дивизии сегодня уже ушла. Перебрасывают куда-то километров за сорок в такой же городок, как и Коломея. Называется он не то Окна, не то Окно. Это под Станиславом, километрах в 20 от него. К передовой это ближе, но несколько на другом участке. Не знаю, в бой хотят нас бросить или просто перегоняют на другое место и опять поставят в резерв, — побачим.

Как только наша пехота зашевелилась в городе, то есть на городских улицах, так немец сразу же начал бросать снарядами по городу. Черт его знает: не то он имеет возможность с каких-либо возвышенностей вести довольно приличное наблюдение, не то есть у него в городе осведомители, дающие ему соответствующие сигналы. А вернее всего — и то, и другое. (…)

Еще одна тема, которую тоже, пожалуй, придется несколько осветить, ибо она относится к «переживаниям». Дело в том, что в этих местах довольно сильно распространены половые заболевания, и, в частности, самое страшное из них — сифилис. Ребята, приезжающие из медсанбатов и госпиталей, рассказывают, что там таких пациентов находится на излечении очень много. Причем излечение из-за острой дефицитности соответствующих лекарств весьма затруднительно. Как известно, "пуганая ворона куста боится", так и я имел возможность уподобиться этой вороне. Надо сказать в свое оправдание, что я стараюсь воздерживаться от близкого знакомства со случайными женщинами, ведь и я не святой. Так, например, 17 мая я имел дело с одной случайной знакомой, которая по наружному виду хотя и не подавала поводов к беспокойству, но, судя по ее поведению, беспокоиться было можно. А в другой раз и "в тихом омуте черти водятся", а уж триппер или сифилис тем более могут завестись, ибо эти две прелести много реальнее чертей. И вот, помню, дней пять после этого происшествия я все ожидал, нет ли трипперка. Это еще не так уж страшно. Знаю случаи, когда ребята у нас излечивались от этой прелести недели в 2–3. Ну, прошла неделька благополучно, — значит, триппера нет. Дальше наступает думка: не подхватил ли чего-нибудь «почище». Для того чтобы убедиться в том, что все окончательно благополучно, нужно полтора месяца. И вот этот срок при наличии малейшего подозрения является весьма неприятным. А подозрения в это время внушает уже каждая мелочь, на которую в другое время не обратил бы никакого внимания. Малейший прыщик уже приносит беспокойство. Кстати, если бы мне захотелось или понадобилось бы выяснить что-то у моей знакомой, то это не удалось бы сделать, ибо она таинственно исчезла. Выяснилось это так: иду однажды в Черновицах мимо той квартиры, где она жила, вижу: окна забиты крест-накрест досками и пробиты пулями. Спросил одного старика: "В чем дело?" — "Точно, — говорит, — не знаю, как тут получилось дело, но, в общем, пьяные офицеры разодрались из-за баб". Прибегал чуть ли не целый взвод из комендатуры, били из автоматов по окнам, и из дома стреляли тоже, в общем, была целая война. А наутро там уже было все тихо и пусто, а квартиру забили. Вот и все.