Няка - [13]

Вновь вызвав Криворучко звонком с телефона Ульяны, Зина царственно взмахнула рукой:

– Босяцкий ужин отменяется. У меня неожиданно образовалось свидание. Что бы такое надеть? Ах, в марте так зябко. Подай мне мое норковое манто. И принеси шкатулку с драгоценностями… Живо! Я еду заниматься нашим наследством.

В «Фортеции» Рыкову почтительно провели в VIP-кабинет. Жеманно кутаясь в ульянину шубку (она решила не снимать обновку – а вдруг дружок Кибильдит окажется ничего, а она все-таки сейчас не в форме), она переступила порог стильно убранного зала и от неожиданности громко ахнула. Мужчина, стоявший у окна, был очень красив. Но ахнула Зина вовсе не из-за этого. Она сразу поняла, что его зовут не Максим.

* * *

– Рыкова, что ты опять затеяла? – холодно спросил красавец, выдержав паузу в десять секунд, во время которой несколько раз погладил пальцем свою чрезвычайно аккуратную бородку-«эспаньолку». – Откуда у тебя ее телефон? И как у тебя хватило наглости нацепить ее шубу?

– Костя-Костя, – покачала Зина головой. – Будь со мной повежливее, дружок. Иначе мне придется набрать номерок твоей Катюшки и открыть на кое-что глаза…

– Прибереги свой тон для дундуков типа Филатова. Со мной он не прокатит. Моя жена не поверит ни одному твоему слову, – и с чувством превосходства молодой человек опустился в кресло.

Импозантного мужчину звали Константин Стражнецкий, и Зина знала его уже лет семь или восемь. Переехав из Чебоксар в миллионник Эмск, начинающая журналистка устроилась в еженедельник «Помело», где этот самый Костя был редактором отдела новостей. Судачили и не без оснований, что эту должность смазливый парень получил по протекции Катюшки Пащенко, дочери главного редактора и владельца издательского дома «Помело» Николая Юрьевича Пащенко. Человек он был в Эмске влиятельный, а уж после того, как в кресле губернатора засел его институтский приятель, авторитет Пащенко и вовсе взлетел до небес. Николай Юрьевич (его прозвище было Папик) воспылал страстью к рыбалке, до которой был охоч новый глава региона, и с готовностью занял место в его свите. Знакомства его стали на порядок выше, газета – влиятельнее, финансирование (по линии госзаказа) – в разы роскошнее. Соответственно, поднялся статус и двух его дочек. Младшая на тот момент была еще школьницей, и в качестве завидной невесты пока не котировалась. А вот старшая, 23-летняя Катюшка вполне могла составить счастье дальновидного молодого человека.

И этот человек нашелся в лице Кости Стражнецкого. Вообще-то, девушка была влюблена в него уже два года. И он, конечно же, об этом знал. Но робкие попытки сближения, предпринимаемые дочерью шефа, он пресекал с вежливой прохладцей. Рыхлая простушка с топорным лицом, которая имела раздражающую его привычку все время вздыхать и постанывать, не имела ничего общего с его идеалами. Да и вообще, зная убийственную силу своей привлекательности, 30-летний тогда Стражнецкий не торопился с женитьбой, рассчитывая пристроить свою неотразимость повыгоднее.

Но вот ветер подул с другой стороны. Его шеф вдруг резко пошел вверх. Из газеты, которая, как и большинство изданий, едва сводила концы с концами, «Помело» превратилось в прибыльный бизнес, а Катюшка из неликвидного товара – в завидную невесту. Столкнувшись с ней в редакционном коридоре, Стражнецкий удостоил ее долгим взглядом в глаза и благосклонной улыбкой. Но дочка шефа в ответ лишь слегка растянула губы. Как раз вчера отец сообщил ей, что его товарищ по рыбалке – глава Эмского ГУВД – предложил ему познакомить «вашу принцессу» с «моим балбесом». По сравнению с такими женихами Костя при всех своих дарованиях и красоте был лишь выскочкой, кем-то вроде Клайда Гриффитса, по чистой случайности затесавшимся в общество дочек миллионеров.

Стражнецкий встревожился. Как? Неужели эта страхолюдина отвергнет его? Но тут же тихо рассмеялся сам себе. «Из этих лап еще никто не вырывался, – самодовольно подумал он, любовно оглядывая свои красивые руки с холеными ногтями. Дальнейшее было делом техники, отточенной годами усердной практики. Через три месяца Катюшка сообщила отцу, что беременна и желает как можно скорее узаконить отношения с отцом ребенка. Узнав фамилию избранника дочери, Папик вспылил. В глубине души он считал Стражнецкого проходимцем, но охваченная эйфорией толстушка выпалила:

– Ты совсем его не знаешь, папа! Он любит меня так, как никогда никого не любил и не полюбит. Он такой несчастный, столько страдал… Не перебивай меня, пожалуйста… Ты мне сейчас скажешь, что у него было много женщин. Да, он мне во всем признался… он так часто ошибался, принимая за любовь ее подобия… любил, но был обманут… Но сейчас он хочет начать жизнь с чистого листа. А уж как он обрадовался, когда узнал, что у нас скоро появятся маленькие!

– Обрадовался! Конечно, обрадовался, – проворчал Николай Юрьевич. – Теперь-то он уверен, что убил бобра наверняка…

– Значит, ты считаешь, что меня нельзя полюбить? Что я этого недостойна?

– Что ты, Катенок, тебя очень даже можно полюбить, – усмехнулся Николай Юрьевич. – У тебя столько достоинств: домик в Испании, две машины, а главное – любящий отец, готовый расшибиться для тебя в лепешку… Но ты не задавала себе вопрос: почему твой Костя воротил от тебя нос, пока я не стал вхож к губернатору? Пока наша газета не получила дополнительного финансирования? Пока нашему скромному семейному бизнесу не дали зеленый свет? Пока я с девяносто девятого места в рейтинге влиятельности Эмской губернии не поднялся на тридцать четвертое? А, Катенок?..