Нужный человек - [19]

Шрифт
Интервал

– Смотри, как подгадали! – сказала Василиса, узнав про баньку. – Надо мово утопленника пропарить, а то как бы чихать не начал. Ты, Степан Егорыч, пока на печи просыхай, сейчас я тебе сухое найду…

Василиса, видать, была близко дружна с Ольгой и имела в ее доме свободу, как в своем собственном. Она сама слазила в сундук, достала исподнее – Ольгиного мужа.

– Надевай пока что. – В глазах ее все еще проскальзывал смешливый блеск, никак не мог угомониться. – Да залазь же на печь, а то вон ты какой – губы, будто чернил напился…

На протянутой возле печи веревке она с Ольгой развесила мокрую одежду Степана Егорыча. Шинель им пришлось отжать, на пол налилась целая лужа. Кругленькая, коротконогая Ольга суетилась, занятая будто одной своей помощью, но Степан Егорыч примечал на себе ее украдчивые взгляды. Видать, до Ольги уже дошел слух, что Василиса теперь с квартирантом, и нетрудно было угадать, что за интерес заставляет Ольгу так его оглядывать.

Степан Егорыч совсем помрачнел и расстроился: сколько сразу всяких неприятностей, мало того, что такое с ним глупое происшествие вышло, так теперь еще как на полюбовника тут на него Ольга глядит…

Василиса же будто не замечала, какие догадки строит сестра про них обоих. А может, и замечала, как было не заметить, да только они ее нисколько не смущали. Обидный для Степана Егорыча смех, напавший на нее там, на мосту, при его купании, сделал в ней какую-то добрую перемену: она и по дому ходила не так, другой походкой, и голос у нее звучал иначе; точно что-то приотворилось в ее душе, родивши в ней лучик живого, теплого света. Что такое с ней случилось, что это значило – Степан Егорыч ответить себе не мог: поди, разгадай Василису… Но что-то случилось, и не в том только было дело, что он, должно быть и верно смешно, искупался в реке…

– Кто же ты будешь, простой боец иль сержант? – оглядывая Степана Егорыча теперь уже явственно, не скрытничая, стала выпытывать Ольга.

Затем она вызнала, сколько ему лет, есть ли уже сорок или еще нету, имеются ли дети, насовсем ли он отпущенный или только на срок.

Про последнее Степан Егорыч затруднился сказать. Будет комиссия, а там поглядят.

– Раз кость поврежденная – сбракуют, – уверенно заключила Ольга, словно ей в точности были известны правила врачей.

Ее обращение со Степаном Егорычем стало еще добрей, обходительней, словно бы то, что его больше не возьмут, устанавливало ему какую-то повышенную цену.

Повозившись в доме, женщины ушли готовить баню, прихватив собранные Ольгой на стирку узлы и ребятишек, чтоб не баловались одни. В доме стучали только ходики, и от тишины и их стучания Степану Егорычу стало дрематься на печи; согретый, он сладко куда-то плыл, а когда пробудился от стука входной двери и громких голосов Ольги и ее ребят, оказалось, что прошло уже часа два, банька давно растопилась, женщины помыли детей и заодно помылись сами и теперь можно идти Степану Егорычу – там сейчас самая для него жарынь, пронимает насквозь, до костей.

– На-ка, надевай мою шубу да валенцы, сырая еще твоя шинель, – сказала Ольга с пунцовым, покрытым бисеринками пота лицом, после бани заметно ставшим даже моложавей.

– А Василиса? – спросил Степан Егорыч.

– Тоже уж готова́. Она тебе скажет, как воду мешать, где какая, а то ошпаришься, гретая – страсть горяча, кипяток!

Что-то Степану Егорычу послышалось под ее словами, увиделось в маленьких вишенках глаз, вроде какого-то затаенного лукавства, игры, намека, но Ольга, не дав ему разобраться, тут же сама себя перебила:

– Ай, думаешь, малы? – спросила она про валенки, которые с сомнением поворачивал в руках Степан Егорыч. – Не бойсь, их мужик мой надевал бывало, попутает со своими, а он не меньше твоего росту и телом полней…

К баньке через огород вела узкая тропка в глубоком снегу.

По своим местам Степан Егорыч знал, что деревенские баньки, даже самые малые, из одного помещения не строят: есть сенцы для дров, есть предбанничек – положить одежду, а дальше уже моечная, с печью, вмазанными котлами. Рывком отлепил он взбухшую дверь, шагнул в густо заклубившийся пар, ничего в нем не различая. Только через время, когда пар порассеялся, увидал он, где стоит: блеклое белое пятно единственного окошка, мокрые, распаренные кипятком доски пола, ушаты с мыльной водой, лавку, и на лавке – Василису. Она только одевалась, тело ее все было голым, она натискивала через голову рубашку, а та липла, сбивалась складками.

Степан Егорыч рванулся назад, к двери, но только крепко стукнулся затылком о притолоку.

– Чего испугался? – с коротким смешком окликнула Василиса. Голос ее прозвучал низко, дразняще-насмешливо. – Видел ведь уже всю… – проговорила она, намекая про ту ночь, когда угорели.

Она быстро, но без той поспешности в движениях, какая говорит о стыде и желании скорее закрыться, стащила рубашку по своему стану вниз, на розовые, настеганные веником бедра, вправила плечи в лямки, убирая груди под тонкое полотно.

Степан Егорыч, нащупав дверь, все же выскочил наружу, слегка даже одурелый от того, что так для себя нежданно напоролся на обнаженную Василису.

Минуты через три она крикнула, чтоб он заходил, а сама, такая же пунцовая, как Ольга, сверкая голыми икрами между обрезом полушубка и валенками, шмыгнула мимо него из баньки по тропинке к дому.


Еще от автора Юрий Данилович Гончаров
Бардадым – король черной масти

Уголовный роман замечательных воронежских писателей В. Кораблинова и Ю. Гончарова.«… Вскоре им попались навстречу ребятишки. Они шли с мешком – собирать желуди для свиней, но, увидев пойманное чудовище, позабыли про дело и побежали следом. Затем к шествию присоединились какие-то женщины, возвращавшиеся из магазина в лесной поселок, затем совхозные лесорубы, Сигизмунд с Ермолаем и Дуськой, – словом, при входе в село Жорка и его полонянин были окружены уже довольно многолюдной толпой, изумленно и злобно разглядывавшей дикого человека, как все решили, убийцу учителя Извалова.


Целую ваши руки

«… Уже видно, как наши пули секут ветки, сосновую хвою. Каждый картечный выстрел Афанасьева проносится сквозь лес как буря. Близко, в сугробе, толстый ствол станкача. Из-под пробки на кожухе валит пар. Мороз, а он раскален, в нем кипит вода…– Вперед!.. Вперед!.. – раздается в цепях лежащих, ползущих, короткими рывками перебегающих солдат.Сейчас взлетит ракета – и надо встать. Но огонь, огонь! Я пехотинец и понимаю, что́ это такое – встать под таким огнем. Я знаю – я встану. Знаю еще: какая-то пуля – через шаг, через два – будет моя.


Волки

«…– Не просто пожар, не просто! Это явный поджог, чтобы замаскировать убийство! Погиб Афанасий Трифоныч Мязин…– Кто?! – Костя сбросил с себя простыню и сел на диване.– Мязин, изобретатель…– Что ты говоришь? Не может быть! – вскричал Костя, хотя постоянно твердил, что такую фразу следователь должен забыть: возможно все, даже самое невероятное, фантастическое.– Представь! И как тонко подстроено! Выглядит совсем как несчастный случай – будто бы дом загорелся по вине самого Мязина, изнутри, а он не смог выбраться, задохнулся в дыму.


Теперь — безымянные

Произведения первого тома воскрешают трагические эпизоды начального периода Великой Отечественной войны, когда советские армии вели неравные бои с немецко-фашистскими полчищами («Теперь — безымянные…»), и все советские люди участвовали в этой героической борьбе, спасая от фашистов народное добро («В сорок первом»), делая в тылу на заводах оружие. Израненные воины, возвращаясь из госпиталей на пепелища родных городов («Война», «Целую ваши руки»), находили в себе новое мужество: преодолеть тяжкую скорбь от потери близких, не опустить безвольно рук, приняться за налаживание нормальной жизни.


У черты

«… И вот перед глазами Антона в грубо сколоченном из неструганых досок ящике – три или пять килограммов черных, обугленных, крошащихся костей, фарфоровые зубы, вправленные в челюсти на металлических штифтах, соединенные между собой для прочности металлическими стяжками, проволокой из сверхкрепкого, неизносимого тантала… Как охватить это разумом, своими чувствами земного, нормального человека, никогда не соприкасавшегося ни с чем подобным, как совместить воедино гигантскую масштабность злодеяний, моря пролитой крови, 55 миллионов уничтоженных человеческих жизней – и эти огненные оглодки из кострища, зажженного самыми ближайшими приспешниками фюрера, которые при всем своем старании все же так и не сумели выполнить его посмертную волю: не оставить от его тела ничего, чтобы даже малая пылинка не попала бы в руки его ненавистных врагов…– Ну, нагляделись? – спросил шофер и стал закрывать ящики крышками.Антон пошел от ящиков, от автофургона, как лунатик.– Вы куда, товарищ сержант? Нам в другую сторону, вон туда! – остановили его солдаты, а один, видя, что Антон вроде бы не слышит, даже потянул его за рукав.


Большой марш

В книгу известного воронежского писателя Юрия Гончарова вошли рассказы, в большинстве которых запечатлена биография поколения, чья юность пришлась на время Великой Отечественной войны. Художнический почерк писателя отличает реалистически точная манера письма, глубина и достоверность образов.


Рекомендуем почитать
Крылья Севастополя

Автор этой книги — бывший штурман авиации Черноморского флота, ныне член Союза журналистов СССР, рассказывает о событиях периода 1941–1944 гг.: героической обороне Севастополя, Новороссийской и Крымской операциях советских войск. Все это время В. И. Коваленко принимал непосредственное участие в боевых действиях черноморской авиации, выполняя различные задания командования: бомбил вражеские военные объекты, вел воздушную разведку, прикрывал морские транспортные караваны.


Девушки в шинелях

Немало суровых испытаний выпало на долю героев этой документальной повести. прибыв на передовую после окончания снайперской школы, девушки попали в гвардейскую дивизию и прошли трудными фронтовыми дорогами от великих Лук до Берлина. Сотни гитлеровских захватчиков были сражены меткими пулями девушек-снайперов, и Родина не забыла своих славных дочерей, наградив их многими боевыми орденами и медалями за воинскую доблесть.


Космаец

В романе показана борьба югославских партизан против гитлеровцев. Автор художественно и правдиво описывает трудный и тернистый, полный опасностей и тревог путь партизанской части через боснийские лесистые горы и сожженные оккупантами села, через реку Дрину в Сербию, навстречу войскам Красной Армии. Образы героев, в особенности главные — Космаец, Катица, Штефек, Здравкица, Стева, — яркие, запоминающиеся. Картины югославской природы красочны и живописны. Автор романа Тихомир Михайлович Ачимович — бывший партизан Югославии, в настоящее время офицер Советской Армии.


Молодой лес

Роман югославского писателя — лирическое повествование о жизни и быте командиров и бойцов Югославской народной армии, мужественно сражавшихся против гитлеровских захватчиков в годы второй мировой войны. Яркими красками автор рисует образы югославских патриотов и показывает специфику условий, в которых они боролись за освобождение страны и установление народной власти. Роман представит интерес для широкого круга читателей.


Дика

Осетинский писатель Тотырбек Джатиев, участник Великой Отечественной войны, рассказывает о событиях, свидетелем которых он был, и о людях, с которыми встречался на войне.


Партизанки

Командир партизанского отряда имени К. Е. Ворошилова, а с 1943 года — командир 99-й имени Д. Г. Гуляева бригады, действовавшей в Минской, Пинской и Брестской областях, рассказывает главным образом о женщинах, с оружием в руках боровшихся против немецко-фашистских захватчиков. Это — одно из немногих произведенной о подвигах женщин на войне. Впервые книга вышла в 1980 году в Воениздате. Для настоящего издания она переработана.