Нужный человек - [16]
Василиса была ровна, даже приветлива, но без душевности, что всегда сопутствует настоящей приязни, – держала себя просто как требуют приличие и вежливость. Сама в беседы не вступала, все больше молчком, однако в добро за его добро у ней хватило щедрости делать и Степану Егорычу разные нетрудные услуги. Не спрашивая его, ночью, когда он спал, постирала ему рубаху, штаны, портянки, высушила у печки; он встал – все было уже глаженым, поштопанным. Даже вещевой мешок его она постирала и починила. Степан Егорыч удивился только: уж мешок-то зачем, мог бы и замурзанным оставаться. Так же, без договора, Василиса готовила ему из тех продуктов, что отпускал Степану Егорычу колхоз. Совестно было Степану Егорычу добавлять Василисе еще какие-то о себе заботы, но он принял это тоже без договора: все равно как-то было нужно готовить пищу, а Василисе это почти не стоило хлопот, только сунуть в печь еще один чугунок вместе со своими.
Катя же оставалась недоверчивой и отдаленной от него, как поначалу.
Вечерами, когда Степан Егорыч ужинал, он разговаривал с ней, смотрел ее школьные тетрадки. Случалось, находило такое настроение, рассказывал ей даже сказки, из тех, что помнил, что рассказывал своим дочерям. Из дощечки и длинного гвоздя он смастерил Кате юлу, – таких штуковин она раньше не видывала. Из круглой деревяшки выстругал матрешку, в низ вделал тяжелую гайку, так что матрешка вставала, как бы ее ни положить. Игрушка эта тоже понравилась Кате. В деревне дети мало знали игрушек, привозных не было, только самодельные – куклы из тряпочек и ваты с нарисованными чернильным карандашом лицами.
Степан Егорыч забавлял Катю сказками, делал ей свои подарки без цели: в его груди накопилось много тепла, он смотрел на Катю и помнил своих дочерей, и ему хотелось отдать свою ласку хотя бы Кате, если не мог он отдать ее своим дочерям. Ему еще хотелось какого-то ее ответа, пускай самого малого, хоть малой привязанности, чтобы хоть так восполнить разлуку со своими дочерями, невозможность делать им игрушки, забавлять их, глядеть в их чистые глаза.
Катя могла увлекаться, смеялась его историям, могла обрадоваться игрушкам, но потом, тут же, оставаясь на месте, как-то отойти от него отчужденно, так что Степану Егорычу становилось ясно – нет, он все-таки чужой для нее, она это помнит, та тревога, настороженность, даже враждебность, с которыми она встретила его в первый раз, по-прежнему с ней и вряд ли когда-нибудь они в ней убудут. Степан Егорыч уже научился читать это выражение в ее глазах. Оно могло появиться среди самого веселого разговора, внешне совсем беспричинно. Однажды, не в лад беседе и всему настроению, она неожиданно спросила у Степана Егорыча с этим своим выражением в глазах:
– А вы уедете потом?
Она хотела, чтобы он уехал, это была ее сокровенная дума, мечта – чтобы он был в ее доме только временным человеком, который обязательно исчезнет, не оставляя следа, и которого можно будет забыть.
Обижаться на Катю было нельзя, и Степан Егорыч не обижался. Обижаются, если есть какие-нибудь права, а ни на что никаких прав у него не было, он ведь и вправду был здесь временным, случайно занесенным человеком – на этой земле и в протекавшей здесь жизни.
И вот – Катя пришла. Все дни не приходила, не любопытствовала, как он тут возится, – и пришла.
– Ты что? – спросил Степан Егорыч.
– А посмотреть. Ай нельзя? – сказала Катя.
– Смотри, – сказал Степан Егорыч. – Только смотреть еще нечего, ничего пока готового нет.
Катя постояла, разглядывая печурку Степана Егорыча. Лепешки ее рассмешили.
– А я вам завтрак принесла.
Только тут Степан Егорыч заметил в руке у Кати небольшой узелок.
– Какой завтрак? Я не приказывал.
– Мамка сама собрала.
– Зачем?
– А вы ж тут надрываетесь.
– Надрываюсь? С чего это ты взяла?
– Так мамка сказала. Человек надрывается, поесть даже некогда.
В узелке были большой кусок пирога с пшенной начинкой, бутылка теплого молока.
Степан Егорыч подивился про себя, разворачивая посылку: что это Василиса вдруг о нем взволновалась? Когда он уходил по утрам, а она, поднявшись еще раньше и уже побывав на ферме, на утренней дойке, хлопотала дома, спеша истопить печь, накормить скотину, собрать Катю в школу, – она ни о чем не спрашивала его, будто ее совсем не интересовало, где он проведет день, будет ли сыт, когда вернется, и вернется ли вообще. Когда он ел сваренную ею кашу или щи – не спрашивала, вкусно ли сготовлено, что он любит, что ему сготовить на завтра.
Поначалу Степан Егорыч думал, это все так оттого, что он у Василисы в доме не по доброй воле хозяев. Но Василиса, приметил он вскоре, вообще была такой – без открытой ласки, даже к Кате.
Иногда вечерами она шила что-нибудь себе или переделывала для Кати из своей старой одежды, низко наклоняясь над шитьем, так что становился виден весь ее ровный белый пробор в волосах, ото лба до затылка. Волосы на ее голове были разобраны строго, на две половины, волосок к волоску, лоб тоже был белый, чистый, почти без морщин, хотя лет Василисе по крестьянскому счету было уже порядком – на четвертый десяток. И вся кожа на ней – на лице, шее, была бела, мраморна, гляделась холодной; не верилось, что, если дотронешься, почуешь не прохладу, а живую кровь, тепло. Вот и душа, думал Степан Егорыч, у нее похожая: так же все подобрано, углажено до ровности, ничем не зацепит и об нее не зацепишься…
Уголовный роман замечательных воронежских писателей В. Кораблинова и Ю. Гончарова.«… Вскоре им попались навстречу ребятишки. Они шли с мешком – собирать желуди для свиней, но, увидев пойманное чудовище, позабыли про дело и побежали следом. Затем к шествию присоединились какие-то женщины, возвращавшиеся из магазина в лесной поселок, затем совхозные лесорубы, Сигизмунд с Ермолаем и Дуськой, – словом, при входе в село Жорка и его полонянин были окружены уже довольно многолюдной толпой, изумленно и злобно разглядывавшей дикого человека, как все решили, убийцу учителя Извалова.
«… Уже видно, как наши пули секут ветки, сосновую хвою. Каждый картечный выстрел Афанасьева проносится сквозь лес как буря. Близко, в сугробе, толстый ствол станкача. Из-под пробки на кожухе валит пар. Мороз, а он раскален, в нем кипит вода…– Вперед!.. Вперед!.. – раздается в цепях лежащих, ползущих, короткими рывками перебегающих солдат.Сейчас взлетит ракета – и надо встать. Но огонь, огонь! Я пехотинец и понимаю, что́ это такое – встать под таким огнем. Я знаю – я встану. Знаю еще: какая-то пуля – через шаг, через два – будет моя.
«…– Не просто пожар, не просто! Это явный поджог, чтобы замаскировать убийство! Погиб Афанасий Трифоныч Мязин…– Кто?! – Костя сбросил с себя простыню и сел на диване.– Мязин, изобретатель…– Что ты говоришь? Не может быть! – вскричал Костя, хотя постоянно твердил, что такую фразу следователь должен забыть: возможно все, даже самое невероятное, фантастическое.– Представь! И как тонко подстроено! Выглядит совсем как несчастный случай – будто бы дом загорелся по вине самого Мязина, изнутри, а он не смог выбраться, задохнулся в дыму.
Произведения первого тома воскрешают трагические эпизоды начального периода Великой Отечественной войны, когда советские армии вели неравные бои с немецко-фашистскими полчищами («Теперь — безымянные…»), и все советские люди участвовали в этой героической борьбе, спасая от фашистов народное добро («В сорок первом»), делая в тылу на заводах оружие. Израненные воины, возвращаясь из госпиталей на пепелища родных городов («Война», «Целую ваши руки»), находили в себе новое мужество: преодолеть тяжкую скорбь от потери близких, не опустить безвольно рук, приняться за налаживание нормальной жизни.
«… И вот перед глазами Антона в грубо сколоченном из неструганых досок ящике – три или пять килограммов черных, обугленных, крошащихся костей, фарфоровые зубы, вправленные в челюсти на металлических штифтах, соединенные между собой для прочности металлическими стяжками, проволокой из сверхкрепкого, неизносимого тантала… Как охватить это разумом, своими чувствами земного, нормального человека, никогда не соприкасавшегося ни с чем подобным, как совместить воедино гигантскую масштабность злодеяний, моря пролитой крови, 55 миллионов уничтоженных человеческих жизней – и эти огненные оглодки из кострища, зажженного самыми ближайшими приспешниками фюрера, которые при всем своем старании все же так и не сумели выполнить его посмертную волю: не оставить от его тела ничего, чтобы даже малая пылинка не попала бы в руки его ненавистных врагов…– Ну, нагляделись? – спросил шофер и стал закрывать ящики крышками.Антон пошел от ящиков, от автофургона, как лунатик.– Вы куда, товарищ сержант? Нам в другую сторону, вон туда! – остановили его солдаты, а один, видя, что Антон вроде бы не слышит, даже потянул его за рукав.
В книгу известного воронежского писателя Юрия Гончарова вошли рассказы, в большинстве которых запечатлена биография поколения, чья юность пришлась на время Великой Отечественной войны. Художнический почерк писателя отличает реалистически точная манера письма, глубина и достоверность образов.
Автор этой книги — бывший штурман авиации Черноморского флота, ныне член Союза журналистов СССР, рассказывает о событиях периода 1941–1944 гг.: героической обороне Севастополя, Новороссийской и Крымской операциях советских войск. Все это время В. И. Коваленко принимал непосредственное участие в боевых действиях черноморской авиации, выполняя различные задания командования: бомбил вражеские военные объекты, вел воздушную разведку, прикрывал морские транспортные караваны.
Немало суровых испытаний выпало на долю героев этой документальной повести. прибыв на передовую после окончания снайперской школы, девушки попали в гвардейскую дивизию и прошли трудными фронтовыми дорогами от великих Лук до Берлина. Сотни гитлеровских захватчиков были сражены меткими пулями девушек-снайперов, и Родина не забыла своих славных дочерей, наградив их многими боевыми орденами и медалями за воинскую доблесть.
В романе показана борьба югославских партизан против гитлеровцев. Автор художественно и правдиво описывает трудный и тернистый, полный опасностей и тревог путь партизанской части через боснийские лесистые горы и сожженные оккупантами села, через реку Дрину в Сербию, навстречу войскам Красной Армии. Образы героев, в особенности главные — Космаец, Катица, Штефек, Здравкица, Стева, — яркие, запоминающиеся. Картины югославской природы красочны и живописны. Автор романа Тихомир Михайлович Ачимович — бывший партизан Югославии, в настоящее время офицер Советской Армии.
Роман югославского писателя — лирическое повествование о жизни и быте командиров и бойцов Югославской народной армии, мужественно сражавшихся против гитлеровских захватчиков в годы второй мировой войны. Яркими красками автор рисует образы югославских патриотов и показывает специфику условий, в которых они боролись за освобождение страны и установление народной власти. Роман представит интерес для широкого круга читателей.
Осетинский писатель Тотырбек Джатиев, участник Великой Отечественной войны, рассказывает о событиях, свидетелем которых он был, и о людях, с которыми встречался на войне.
Командир партизанского отряда имени К. Е. Ворошилова, а с 1943 года — командир 99-й имени Д. Г. Гуляева бригады, действовавшей в Минской, Пинской и Брестской областях, рассказывает главным образом о женщинах, с оружием в руках боровшихся против немецко-фашистских захватчиков. Это — одно из немногих произведенной о подвигах женщин на войне. Впервые книга вышла в 1980 году в Воениздате. Для настоящего издания она переработана.