Вот как Крамской думал об общем образовании, вот какое он ему придавал значение, вот каким необходимым, непременным, неизбежным условием считал он его для того, чтобы создался художник. Крамской еще не думал, как игнорирующий его г. Кравченко, что отсутствие образования не помешает стать первоклассным художником. Правда, г. Кравченко заявляет в своей статье: «Я вовсе не хочу сказать, что образование, знания художнику, как и артисту, не нужны — ничего подобного! Я говорю только, что если у мало-мальски способного человека нет образования в размере гимназического курса, то по одному этому ему нельзя еще загораживать дорогу и не пускать в храм свободных художеств». Это преудивительно: «Не хочу сказать», а сам в продолжение всей статьи только о том и говорит, что «отсутствие образования у художника не мешает ничему». Это только притворная ширма.
Крамской, так хорошо известный г. Кравченке, говорил без всяких ширм и притворства, без всяких приседаний, совсем другое. Вон он чему учил Репина, еще начинающего юношу. Послушаемте рассказ этого последнего.
«Я разговорился однажды с членом Художественной артели Ж. о роковом для меня вопросе, о необходимости хорошего общею образования для художника. — А как вы об этом думаете? — спросил я его. — Это пустяки, — сказал он. — Серьезного значения я этому не придаю. Конечно, хорошо, если кому удалось раньше пройти гимназию, а не удалось — тужить особенно не о чем. Читайте в свободное время; сходитесь со знающими людьми; исподволь и наверстаете. Всего знать нельзя. И ученые-то нынче, по иному вопросу, вас пошлют к специалисту. По истории, если что понадобится, можно расспросить знающих, прочитать. Сколько есть полных сочинений. А то, что ж вы теперь, горячее-то время самое, когда формируется художник, будете тратить на науки. Легко сказать! С чего вы теперь начнете? Да и есть ли у вас средства выдержать целый курс, что ли? А главное, я решительно не понимаю, зачем это вам? Разве в картине так сейчас и видно, каким предметам учился художник и что он знает? Если не умеет нарисовать голову или торса, так никакая тригонометрия ему не поможет. Тут своя наука. Да ведь вы, кажется, по новому уставу. Ведь вас там и так теперь всему учат. Ученики все жалуются: за лекциями да за репетициями, говорят, этюдов писать некогда. Рисовать совсем разучились. А в искусстве все-таки прежде всего техника. Как пишет плохо, так будь он хоть семи пядей во лбу, — никому не нужен… Эх-ма, вот у нас, русских, всегда так: дал ему бог талант к живописи, а он в астрономы норовит, и нигде ни до чего не дойдет. Знаете пословицу: за двумя зайцами гоняться… Я ничего не говорю против того, чтобы знать анатомию, перспективу, теорию теней, а прочее… А вот, кажется, и Крамской пришел, поговорите, да и он вам то же скажет. Ведь все мы сами кое до чего добирались, собственным умом доходили!!!
Любопытно вспомнить, что почти в то же самое время, тоже в начале 60-х годов, подобные же невежественные вещи высказывал в печати ректор Академии художеств проф. Бруни, и я должен был опровергать его печатно же.
Все это говорилось лет тридцать пять тому назад, а ведь точь-в-точь то же говорится иногда и теперь. Время-то летит шибко, но гнилятина мысли во многом остается все прежняя!
Но Репин не принадлежал к числу тех, кто был тогда гнил. Он уже начинал просветляться, думать иначе, чем артельщик Ж. и ему подобные (оттого, верно, и стал впоследствии тем, чем мы знаем). Он думал, что надо быть наперед «человеком», настоящим светлым человеком, а уже потом — художником. «Я пошел к Крамскому, — говорит он, — в его кабинет, и там очень серьезно, как умел, изложил перед ним свое намерение года на три, на четыре совсем почти оставить искусство и заняться исключительно научным образованием. Он серьезно удивился, серьезно обрадовался и сказал очень серьезно: „Если вы это сделаете и выдержите ваше намерение, как следует, вы поступите очень умно и совершенно правильно. Образование — великое дело! Знание — страшная сила. Оно только и освещает всю нашу жизнь и всему дает значение. Конечно, только науки и двигают людей. Для меня так ничего нет выше науки; ничто так, кто же этого не знает, не возвышает человека, как образование. Если вы хотите служить обществу, вы должны знать и понимать его, во всех его интересах, во всех проявлениях; а для этого вы должны быть самым, образованным человеком. Ведь художник есть критик общественных явлений: какую бы картину он ни, представил, в ней ясно выразятся его миросозерцание, его симпатии, антипатии и, главное, та неуловимая идея, которая будет освещать его картину… Картина Худякова „Игра в кегли“ (присланная из Рима и выставленная тогда в Академии) — написана она хорошо, нарисована тоже недурно; но ведь это скука, это художественный идиотизм… Ах, как я жалею своей юности! Вот вы-то еще молоды, а я, — продолжал он, с глубокой жалостью, помолчав немного, — вы не можете представить, с какой завистью я смотрю на всех студентов и всех ученых — не воротишь… Да, образование, образование! Особенно теперь нужно художнику образование…“
