Нувориш - [62]

Злость закипела в Луганском – Яровой!.. Да, во всем виноват Яровой. Втянул его, заслуженного чекиста, в авантюру, наобещал золотые горы – и пшик. А сам, небось, выкрутится. Разве это справедливо? Погибать, так обоим вместе. Но ведь ему самому надо искать пути спасения.

Конечно, суда не избежать, однако можно хоть немного смягчить приговор. Первое: изобразить чистосердечное раскаяние. Добровольно сдать оружие, потому что все равно доищутся… Соседи ведь знают, где у него гараж, а там в тайнике автоматы. Жаль, «Самару», наверно, конфискуют, а нынче она стоит… Конфискуют и полтора миллиона, только что полученные от Ярового…

Отчаяние охватило Ивана Павловича при воспоминании о дипломате – отчаяние и безнадежность. А во всем виноват все-таки Яровой…

Но ведь и он сам… Первое: собственноручно застрелил милиционера на Узловой. Второе: распорядился уничтожить Нечипоренко. Правда, Коляда и Сидоренко скорее языки проглотят, чем признаются, что кончали майора. За это – «вышка», а кто ее жаждет? Итак, тут все важно: он не выдаст Коляду и Сидоренко, Коляда же будет молчать о случившемся на Узловой. Выходит – порядок.

Однако, как самому выбраться из грязи? Сдать оружие – раз. Добровольно, и добиться, чтобы это было зафиксировано в протоколе. Во-вторых; сдать хлопцев. Весь десяток, включая Моринца. Сообщить милиции фамилии, адреса и телефоны. За это сбросят год-два. Хотя бы год – и это неплохо. Далее: утопить и Ярового. Потоптаться по нему: он – главный виновник, он искусил всех, ему принадлежит идея организации банды, ограбления контейнеров, создания фирмы «Канзас». Сам Яровой заглотал миллионы, оставив других фактически ни с чем. Аферист и негодяй!

Воспоминание об Яровом разбередило сердце, но Иван Павлович усмирил ярость. Злость сейчас – плохой советчик, пока обыскивают квартиру, следует сосредоточиться, выработать линию поведения на допросах в милиции.

Итак, Яровой… Надо как можно выразительнее преподнести эту фигуру, доказать, что он – главный виновник. Но есть ли для этого основания? Первое: Яровой вооружил банду. Теперь Иван Павлович не стыдился этого слова: да – банду. Ведь именно Яровой превратил их всех в бандитов. В том числе и нескольких известных спортсменов, даже самого олимпийского чемпиона Льва Моринца. Далее: Яровой передал банде грузовики. Без грузовиков все их планы не стоили бы и выеденного яйца. Выходит, именно на Ярового падает львиная доля вины. Он – инициатор, первопроходец, вдохновитель. А они все вместе взятые – простые исполнители, подчиняющиеся змею-искусителю…

От этих размышлений стало чуть легче, и Иван Павлович стал внимательнее следить за тем, как обыскивают квартиру. Мария сидела на тахте в нескольких шагах от него, глаза у нее были мокрые и покраснели. Ивану Павловичу хотелось хоть немного подбодрить жену, но не нашел слов, тем более, что тут же, в гостиной, находились понятые: майор Синица с женой – весьма неприятные субъекты, соседи, Луганские не здоровались с ними уже с полгода. Идейные выскочки, для них железный Феликс всегда был образцом всех добродетелей, вон как ехидно усмехаются…

Иван Павлович лишь скривился, подумал о Феликсе. Всегда существовала борьба, всегда люди уничтожали друг друга. Еще со времен неандертальцев. И разве он виноват в том, что приказал застрелить Нечипоренко? Просто так сложились обстоятельства, он лично не имел претензий к майору, но ведь Нечипоренко мог выдать их и много знал – потому и погиб. То же самое с милиционером на Узловой…

Гапочка позвал понятых в прихожую: докопался до дипломата, сообразил Иван Павлович. Действительно, Гапочка возвратился с портфелем и открыл его. Увидев тысячекарбованцевые купюры, жена Синицы даже зажмурилась. Гапочка вытряхнул деньги на стол, посчитал купюры в одной заклеенной пачке.

– Сто тысяч! – объявил. – А всего таких – пятнадцать. Полтора миллиона. Прошу понятых проверить.

Синица с женой стали считать, Ивану Павловичу было гадко смотреть, как слюнявят пальцы, стараясь не ошибиться – отвернулся, еще раз укоряя себя – мог бы оставить дипломат у Бондаревых, люди надежные, ни о чем не расспрашивали бы, передали бы Марии дипломат через какое-то время: и ей бы на пользу, и ему не помешало бы. Передачи ведь надо же за что-то покупать.

А обыск приближался к концу: незаметно, но ведь миновало уже чуть ли не два часа.

– Все, – наконец сказал Гапочка, подсунув понятым протокол, – прошу расписаться.

ЯРОВОЙ

Ярового задержали на киевской квартире и арестовывал его сам Задонько.

Полковник договорился с дворничихой: она позвонила Яровому, сообщив, что принесла новые книжки для оплаты жилья. Леонид Александрович открыл, а лейтенант Онопко, бесцеремонно отстранив его, вошел в квартиру. За ним последовали полковник и члены оперативной группы. Еще и дворничиха с соседкой – в качестве понятых.

Яровой воспринял милицейское вторжение с пониманием. Не возражал, лишь, прочтя прокурорское постановление, усмехнулся и спросил:

– Что же вы будете искать?

– Все вещи будут описаны, – сообщил Задонько, – поскольку, считаю, без конфискации не обойдется.

– За что же такое на мою голову?