Нубийский принц - [22]

Мы отправились к Докторше, занялись любовью, и, хоть я опасался, что мои довольно скромные возможности не смогут удовлетворить высоких запросов партнерши, Кармен, успевшая перенестись в мир фантазий, где, вместо меня ее покрывал нубийский принц, была на седьмом небе; воображение — отличное терапевтическое средство: нам достаточно погрузиться в себя, чтобы спастись от удушливой посредственности окружающего мира. После секса я, совершенно умиротворенный, развалился на кровати, а Докторша встала, приняла душ и вернулась в спальню. Чмокнув меня в ладонь свесившейся с кровати левой руки, она прошептала: “Я пошла за покупками”. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем пиликанье будильника вырвало меня из блаженного небытия. Обыкновенно, ночуя в барселонской квартире Докторши, я дожидался, когда она заснет — и начнет сладко посапывать, совершенно утратив бдительность, — чтобы свершить маленькую месть поработившей меня женщине и взять с нее небольшую плату, положенную всем без исключения сексуальным машинам. Дань я взимал необрезанными книгами. Всякий раз я тихонько пробирался к стеллажам, на которых размещалась идиотская коллекция Докторши, и выбирал пять экземпляров, тех, что потоньше. В руках у меня был предварительно захваченный в кухне нож. Устроившись на диване в гостиной, я разрезал склеенные страницы, нанося нелепой коллекции непоправимый урон. Даже если Кармен о чем-то догадывалась, она ни разу не обмолвилась о своих подозрениях. За полдюжины наших свиданий ее собрание должно было уменьшиться на триста экземпляров — серьезная недостача. Порой, когда Докторша предлагала мне поужинать вместе и закончить вечер у нее, мне отчаянно хотелось сказать: конечно, дорогая, это обойдется тебе в пять книжек. Моей целью было полное уничтожение коллекции, но, разрезая по пять томов за одно свидание, я продвигался слишком медленно, и месть грозила затянуться. Перед увольнением из Клуба я планировал посвятить расправе с книгами целую ночь. В отеле, ожидая, когда мне принесут кофе с круассанами, я успел искалечить два тома, приобретенные Докторшей на Куэста-де-Мойяно. Разрезать книгу полностью было слишком рискованно, и я решил ограничиться несколькими тетрадями. Если бы Кармен обнаружила последствия моего вандализма до нашего с Лусмилой отъезда в Малагу, я сослался бы на нечистоплотность книготорговца: бывало, что прежние владельцы разрезали некоторые страницы, а том, в котором пострадала хоть одна тетрадь, уже не мог считаться необрезанным. Телефонный звонок оторвал меня от размышлений, и я не раздумывая взял трубку. Звонила Лусмила. Она заявила, что не придет на обед и мы встретимся в аэропорту. Все это было сказано весьма заносчивым тоном, и ни тебе “привет”, ни “как дела”. С тех пор как Лусмила пополнила ряды охотников, я видел ее всего один раз, на непринужденной, почти семейной, встрече, которую Докторша устроила в начале года, чтобы обнародовать показатели каждого сотрудника и дать хорошего пинка отстающим. Под началом Кармен трудились пятеро охотников, куда меньше, чем в других крупных отделениях. На том собрании мы с Лусмилой едва обменялись холодными приветствиями. Она превратилась в агрессивную деловую женщину в сером костюме, туфлях на высоком каблуке и с длинными волосами, заплетенными в косу. После выступления Докторши албанка задала какой-то вопрос и покинула зал заседаний одной из первых. Мы собирались зайти куда-нибудь выпить по стаканчику и позвали Лусмилу, но та заявила: “Боюсь, моя компания придется вам не по вкусу”. На меня она ни разу не взглянула, хотя мы сидели рядом и я все время старался встретиться с ней глазами. Оставалось надеяться, что с тех пор Лусмила сменила гнев на милость: мне совсем не улыбалось иметь напарницу, которая открыто меня презирала.

Встретившись в аэропорту, мы приветствовали друг друга с прежней холодностью. Лусмила приехала раньше и не стала дожидаться меня, чтобы сдать багаж: судя по всему, ей не хотелось сидеть рядом со мной в самолете. Перед посадкой мы почти не разговаривали. Помню, она изрекла, протягивая мне жвачку:

— В этом мрачном мире до сих пор остались романтики.

— Ты это о чем? — Жвачку я не взял, и Лусмила сунула ее в рот.

— Ну разве не романтично: один человек увидел другого на фотографии и распорядился, чтобы его поймали и доставили ему?

— Мы все равно никогда не узнаем условий сделки.

— Как знать, — пробормотала Лусмила. Скрестив руки на груди, она проводила взглядом пассажира с тележкой, заваленной спортивными сумками, и добавила: — Если я узнаю, о какой сумме идет речь, непременно сообщу тебе, чтоб ты мог собой гордиться.

За обедом Докторша призналась, что Лусмила сама попросила поручить ей это небывалое дело: лишь дважды за всю историю Клуба его клиенты просили разыскать кого-нибудь и предоставить в их распоряжение. Что в данном случае означало “в полное распоряжение”, Кармен предпочла не уточнять, и оставалось только гадать, станет нубиец постоянным спутником нашего клиента или, по истечении действия контракта, пополнит ряды моделей, доступных всем. Я все время размышлял о судьбе драгоценного трофея и пытался отгадать, кто он, наш загадочный клиент: какой-нибудь нью-йоркский галерейщик или владелец табачной корпорации, без комплексов и с кучей денег, обуреваемый безумными фантазиями и заранее пресыщенный всем на свете. Но как Лусмила узнала об операции и как смогла убедить Докторшу поручить задание ей? С тех пор как албанка пополнила ряды охотников, ее отношения с Кармен заметно улучшились, и молва объясняла стремительное восхождение Лусмилы по карьерной лестницы особым расположением Докторши. То, что, получив распоряжение начальства, Кармен вспомнила обо мне, казалось вполне естественным: у меня была отличная статистика, и к тому же я неплохо знал Малагу. Но Лусмила? Предложенное Докторшей объяснение не выдерживало никакой критики: скорее всего, Кармен придумала его на ходу, чтобы я не спрашивал, какого дьявола мне подсовывают напарницу, которую отнюдь не радует перспектива работать под моим началом.