Ной Морсвод убежал - [8]
В этой же лавке все было совсем не так, как в прежних. Ной огляделся, стараясь понять, чем же она отличается, и поначалу ему это не удалось.
А потом он сообразил.
Эта лавка игрушек отличалась от всех прочих тем, что здесь нигде не было видно ничего пластмассового. Вообще все игрушки в ней были деревянные.
По полкам тянулись поезда, длинные, из угла в угол, но и вагоны, и рельсы были из дерева.
В новые страны и к новым приключениям по прилавкам маршировали армии – тоже все деревянные.
Дома и деревья, лодки и грузовики – всевозможные игрушки, о которых такой заинтересованный ум, как у Ноя, мог только мечтать, – все здесь было сделано из твердого темного дерева, которое вроде бы само густо светилось и… Да, откуда-то издалека оно даже как-то гудело.
Вообще-то все здесь совсем не походило на игрушки. Казалось, это что-то гораздо важнее. Все, что Ной видел, было очень новым и каким-то другим. Вполне возможно, подумал он, что это единственная лавка на свете, где могут продаваться такие игрушки.
Почти все в ней было тщательно раскрашено – и не просто какими-нибудь обычными красками, как игрушки у него дома, с которых краска слезала, даже если на игрушку просто долго смотреть. Таких красок, как здесь, Ной нигде раньше не видел; он и назвать-то их толком бы не сумел. Слева от него, к примеру, стояли деревянные часы, и покрашены они были… ну, не совсем в зеленый цвет, а в такой, каким зеленый бы мог стать, если б у него было воображение. А с другой стороны возле деревянного стаканчика для карандашей лежала деревянная игровая доска, и главным цветом в ней был не красный; на такой цвет красный смотрел бы с завистью и краснел бы от смущения за собственную тусклость. А деревянные азбуки… ну, кое-кто сказал бы, что они раскрашены желтым и синим, но сказали бы они это, прекрасно зная, что эти простые слова – несносное оскорбление тех цветов, которыми светились буквы.
Но сколь любопытным бы все это ни было, каким бы удивительным и необычайным ни представало глазам Ноя, все это не шло ни в какое сравнение с теми игрушками, которые в огромных количествах увешивали все стены лавки.
С марионетками.
Их здесь были десятки. Нет, не десятки, больше. И не просто больше, а сотни, – в общем, может, за день и не сосчитать, даже на разноцветных деревянных счетах, лежавших на прилавке рядом. Марионетки были разных форм и размеров, разного роста и ширины, непохожих расцветок и силуэтов, но все до единой сделаны из дерева и раскрашены так ярко, что в них чувствовались жизнь и энергия. Все они казались очень живыми.
«Они совсем не похожи на кукол, – подумал Ной. – Слишком настоящие».
Рядами они висели на стенах лавки – на проволоках, прикрепленных к спинам, чтобы не упали. И были там не только люди – Ной видел и животных, и машины, и всякие неожиданные штуки. Но все – на проволоках, за которые можно было двигать их разными частями.
– Как необычайно! – пробормотал Ной себе под нос. Озираясь, он поймал себя на странном ощущении. Ему показалось, что все марионетки следят за ним взглядами, куда бы он ни пошел, как бы ни шевельнулся, – вдруг он что-нибудь потрогает и сломает. Или попробует сбежать с чужой игрушкой в заднем кармане.
Ровно такое случилось несколько месяцев назад, когда мама взяла его с собой на свою очередную неожиданную вылазку из дома. Она звала его с такой настойчивостью – говорила, что им больше времени нужно проводить вместе, что Ноя это как-то сбивало с толку. В тот раз, когда они шли вместе по магазину, в его карман неким таинственным манером забралась колода волшебных карт, и как ей это удалось, можно только гадать, потому что сам Ной карты эти совершенно точно не крал. Он вообще не помнил их на витрине. Но когда они выходили из магазина, их остановил довольно крупный, довольно неповоротливый и довольный потный дядька в голубом мундире и очень серьезно попросил их, пожалуйста, пройти с ним.
– Зачем? – спросила мама Ноя. – В чем дело?
– Мадам, – ответил охранник, употребив слово, от которого Ной засомневался, не переехали ли они вдруг жить во Францию, – у меня есть основания полагать, что ваш малыш выходит из магазина с предметом, за который не уплачено.
Ной поднял голову и посмотрел на дядьку со смесью негодования и презрения. Негодования – потому что он кто угодно – очень много кто, – но не воришка. А презрения – из-за того что больше всего на свете его раздражало, когда взрослые называют его малышом, в особенности если он стоит тут же, у них под носом.
