Ной Морсвод убежал - [18]

– У меня нет супруги, – ответил Паппо и немного замялся: все и без того было сложно, и ему не хотелось создавать дополнительные трудности там, где это не было совершенно уж необходимо.

– Ну, неважно, – сказала миссис Бляхе, придя в полный восторг от того, что для ее авансов у нее не будет соперницы. – У нас тут всякие дети есть. Например, девочка, первые пять лет прожившая в джунглях, – она до сих пор разговаривает на странной смеси английского с обезьяньим. Ее зовут Дафни. Я уверена, ты с ней крепко подружишься.

– Это мы еще посмотрим, – неуверенно ответил я.

– А еще есть мальчик, который раньше был слоненком, но ему удалось вырваться из такой жизни перед самым Рождеством, – продолжала миссис Бляхе. – По-моему, это было как-то связано с исполнением целой череды желаний. Но он до сих пор не освоился и, честно говоря, выглядит не совсем благополучным ребенком. За обедом по-прежнему пытается есть носом, а от этого случается беспорядок.

– Какая гадость, – сказал я, и миссис Бляхе уставилась на меня. Лицо у нее стало чуть более неприязненным.

– Какой норовистый у вас мальчик, – произнесла она.

Наутро я впервые вошел в класс, и все ученики тут же повернулись и стали меня разглядывать – все мальчики, все девочки, все столы и все стулья. Даже классная доска, страдавшая близорукостью, спрыгнула со своих крючьев и подскочила хорошенько меня обнюхать, после чего, отряхивая мел, снова отбежала к стене и пробормотала:

– Нет, этот не годится. Этот не годится никуда.

– Тут место занято, – произнес неприятного вида юнец, которого звали Тоби Славни.

Он считал себя лучшим в классе – всегда садился перед самым носом учителя, чтобы подмазаться, и теперь, когда зашел я, сдвинул свои учебники на пустую половину стола.

– Мне до ужаса жаль, – произнесла довольно невзрачная на вид девочка по имени Марджори Буженинг. Волосы у нее на голове были стянуты в два поросячьих хвостика розовыми ленточками. Девочки, сидевшие вокруг нее, захихикали. – Но я боюсь, и это место занято. И не заговаривай со мной, будь так добр. Я не вступаю в разговоры с незнакомыми людьми.

Я шел дальше по проходу, и меня все больше охватывало отчаяние. Мальчики и девочки – один за другим, одна за другой – отвергали меня. Наконец я дошел до последнего ряда и с надеждой посмотрел на последнее оставшееся место.

– Можешь здесь сесть, если хочешь, – сказал сидевший рядом мальчик, которого звали Джаспер Беннетт. Все лицо его украшали злые синяки и шишки. Он убрал все с другой половины стола и придвинул второй стул.

Я с облегчением уселся и, повернувшись, благодарно улыбнулся моему новому соседу. Джаспер посмотрел на меня, поморгал, разглядывая хорошенько, и в глазах его набухли озера слез.

– Меня все здесь тоже ненавидят, – помолчав, сказал он.

– Джаспер! – завопила миссис Бляхе, шлепнув тряпкой по столу, и кинула в Джаспера куском мела. Тот отскочил от его уха и упал на пол, а там, кряхтя, поднялся и пошагал обратно к учительскому столу. – Я ведь уже предупреждала тебя насчет разговоров на уроках, правда? Правда или нет?

– Да, мисс… – начал было Джаспер, но миссис Бляхе его оборвала.

– Джаспер! – взревела она. – Никаких разговоров!

Я далеко не сразу подружился с остальными учениками – а все из-за того, что никого не знал так долго, как знали друг друга они.

– Мы тут новеньких не любим, – объяснил мне как-то днем Тоби Славян. Он подошел и уселся на край моего стола, а потом взял мой деревянный пенал, который мне вырезал Паппо. – Ты не мог бы ходить в школу где-нибудь еще? Класс в целом – против тебя.

– Но тут же нет никакого «еще», – пожал я плечами в ответ. – В деревне только одна школа. Ты же не хочешь, чтобы я учился с ослами.

– А это мысль, – сказал Тоби Славян.

– Я обещал Паппо, что отныне буду ходить сюда каждый день, – стоял на своем я.

– Так ты мне перечишь, а? – крикнул он и повернулся ко всем своим друзьям, которые немедленно пришли к выводу, что это смертельное оскорбление.

Ученики дождались большой перемены, и все напрыгнули на меня, стали выкручивать мне руки и вырывать мне волосы в отместку Когда я наконец выбрался из этой кучи-малы, то весь был в шишках и царапинах, – жалкое зрелище представлял я в тот день по дороге домой. Даже Джаспер Беннетт, которого больше не третировали, потому что мальчишки нашли себе нового козла отпущения, на меня бросался. А это лишь доказывало, что ни на этом свете доверять никому нельзя, ни на том.

– Этого бы ни за что не произошло, останься ты таким, как был, – сказал мне вечером Паппо, когда заклеивал пластырем все мои раны и промывал царапины, чтобы не случилось инфекции. – Теперь тебе нужно быть осторожнее. Придется постараться и подружиться с другими мальчишками, а не драться с ними.

Назавтра Паппо отправился беседовать с миссис Бляхе об этой ситуации, и она заверила его, что постарается сделать так, чтобы ко мне никто не приставал, но мальчишки есть мальчишки, знаете, поэтому ничего тут особо не поделаешь. Она сказала: если я хочу, чтобы в школе мне было хорошо, мне придется постоять за себя, потому что в конечном итоге помочь мне не сумеет никто, кроме меня самого.