Новый швейцарский Робинзон - [32]

Говоря это, я указал Эрнесту рукой выбранное мною место и удалился.

Пробыв в воде около получаса, я удивлялся тому, что Эрнест не является, и потому оделся и отправился посмотреть не заснул ли он снова. Едва сделал я несколько шагов, как услышал его крик:

— Папа! папа! помоги мне: она утащит меня!

Я побежал на крик и увидел моего маленького философа, невдалеке от устья ручья, лежащим на брюхе на песке и держащим в руке лесу, на конце которой билась огромная рыба.

Я подбежал к нему именно вовремя, чтобы не дать уйти великолепной добыче, так как силы Эрнеста истощались. Я схватил лесу и вытащил рыбу на отмель, где мы и овладели нашей добычей, но не раньше как Эрнест вошел в воду и оглушил рыбу ударом топора.

Это была семга, весом по крайней мере футов в пятнадцать.

Я поздравил сына не только с удачей или искусством в рыбной ловле, но и относительно предусмотрительности, с которой он захватил с собой удочки.

Пока он в свою очередь купался, я потрошил и натирал солью семгу и несколько других, гораздо меньших рыб, которых Эрнест, поймав, завернул в свой платок.

Я положил на прежнее место снятые с моста доски, и когда Эрнест воротился, мы запрягли наших вьючных животных и направились обратно к Соколиному Гнезду.

Мы шли около четверти часа по окраине луга, когда Билль, залаяв, бросился в густую траву, из которой вскоре появилось животное толщиной, приблизительно, с овцу, которое обратилось в бегство, прыгая необыкновенно высоко и далеко. Я выстрелил, но слишком поспешно, и дал промах. Эрнест, предуведомленный моим выстрелом и стоя в том направлении, по которому побежало животное, выстрелил в свою очередь и положил добычу на месте.

Мы побежали, чтобы скорее рассмотреть попавшуюся нам дичь.

Животное представляло морду и цвет шерсти, подобные мышиным, уши зайца, хвост тигра, чрезвычайно короткие передние лапы и чрезвычайно длинные задние. Я долго присматривался к нему, не будучи в состоянии назвать его. Что же касается до Эрнеста, то радость победы мешала ему отдаться своей обычной наблюдательности. Его занимала только важность добычи.

— Что скажут мать и братья, — вскричал он, — когда увидят такую большую дичь и еще узнают, что убил ее я!

— Да, дружок, у тебя верный глаз и твердая рука. Но мне хотелось бы узнать название твоей добычи. Рассмотрим ее попристальнее, и нам, может быть, удастся…

Эрнест прервал меня:

— У нее, — сказал он, — четыре резца, и потому животное может принадлежать к отряду грызунов.

— Справедливо, — сказал я, — но у него под сосцами мешок, а это составляет отличительный признак сумчатых. И, кажется, я не ошибусь, если скажу, что перед нами лежит самка кенгуру, животное неизвестное естествоиспытателям до открытия Новой Голландии знаменитым мореплавателем Куком, который первый видел и описал это животное. И потому ты можешь считать свою сегодняшнюю охоту действительно необыкновенной.

— Папа, — заметил Эрнест, — ты так радуешься за меня и нисколько не досадуешь на то, что тебе не удалось убить животное самому?

— Потому что я люблю моего сына больше себя, и его успех радует меня сильнее собственного.

Эрнест бросился мне на шею и поцеловал меня.

Кенгуру был взвален на сани, и по пути я передал Эрнесту все, что знал об этом животном, об его коротких передних ногах, о длинных задних и об его хвосте, на который оно опирается как бы на пятую ногу, заменяющую ему слишком короткие передние ноги.

Едва завидели нас оставшиеся в Соколином Гнезде дети, как подняли радостный крик и побежали на встречу нам в забавном наряде. На одном была длинная рубаха; другой терялся в широких синих штанах, хватавших ему под мышки; третий был почти скрыт в балахоне, спускавшемся до пят и уподоблявшем его вешалке.

Видя, что они приближаются торжественно, подобно театральным героям, я спросил их о поводе к этому переодеванию. Они объяснили мне, что во время моего отсутствия мать решила вымыть их одежду и потому, в ожидании, чтоб последняя высохла, они должны были надеть эту, найденную в ящике, привезенном нами с берега.

Посмеявшись над выходками, внушенными детям этим нарядом, все окружили сани, с целью освидетельствовать кладь. Хозяйка поблагодарила за привезенные нами масло, соль и рыбу; внимание же детей обратилось преимущественно на семгу и кенгуру, которого Эрнест с гордостью показывал своим братьям.

Жак и Франсуа восторгались этой добычей. С несколько иным чувством отнесся к ней Фриц; он посматривал на нее с какой-то досадой. Но в то же время мне показалось, что он старается подавить в себе это побуждение зависти.

— Папа, — сказал он, подойдя ко мне, — возьмешь ли меня с собой в следующий раз, когда пойдешь куда-либо?

— Да, мой друг, — ответил я. И я прибавил ему на ухо: — хотя бы для одного того, чтобы наградить тебя за ту внутреннюю борьбу, которую ты только что выдержал и из которой вышел победителем.

Фриц обнял меня, и подойдя к Эрнесту, искренно поздравил его с удачей и искусством, доказывая мне этим, что пылкость его характера отнюдь не уменьшала его доброты.

С другой стороны, я с удовольствием заметил скромность Эрнеста, который с нежной внимательностью умолчал о том, что я промахнулся по кенгуру.