Новый швейцарский Робинзон - [29]

Между этими растениями я узнал каратас, род алоэ, которого я и сорвал несколько пучков. Показывая их детям, я сказал:

— Я сделал находку, гораздо лучшую ананасов, которые вы поедаете с такой жадностью.

— Лучше ананаса? — спросил Жак с набитым ртом. — Эти-то некрасивые пучки всклоченных листьев? Это невозможно. Лучше ананаса ничего быть не может? Это чудный плод!

— Лакомка! — прервал я эти похвалы, которые, судя по глазам других детей, возбуждали их полное сочувствие, — нужно научить тебя не судить о вещах по одной их наружности. Эрнест! ты, кажется, благоразумнее остальных, возьми мое огниво, мой кремень и добудь мне, пожалуйста, огня, мне он нужен.

— Но, папа, — смутившись возразил мой маленький ученый, — у меня нет трута.

— Что же стали бы мы делать, если б нам непременно нужно было добыть огня?

— Пришлось бы, — ответил Жак, — тереть один кусок дерева о другой, как, я слышал, делают дикие.

— Для людей непривыкших это жалкое и безуспешное средство! уверяю тебя, друг мой, что если б ты тер дерево хоть целый день, то все же не добыл бы ни искорки.

— В таком случае, — заметил Эрнест, — пришлось бы искать трутового дерева.

— Искать излишне, — сказал я, показывая детям высокий стебель каратаса, сдирая с него кору и вынимая из стебля сердцевину. Затем я положил кусок этой сердцевины на кремень, ударил по нему огнивом, и первая искра воспламенила трут.

— Браво, трутовое дерево! — вскричали изумившиеся дети.

— А вы еще не знаете всей цены каратаса! — сказал я.

Говоря это, я разорвал лист растения и отобрал от него несколько очень тонких, но весьма крепких волокон.

— Сознаюсь, — сказал Фриц, — что каратас очень полезное растение. Но я желал бы знать, к чему служат окружающие нас другие колючие растения.

— Ты сильно ошибся бы, если б признал их бесполезными, — возразил я ему. — Например, алоэ производит сок, очень употребительный в медицине; индейская смоковница, которую ты видишь с листвою в виде ракеты, также весьма полезна, потому что растет на самой бесплодной почве, где люди подвергались бы голодной смерти без прекрасных плодов этого растения.

При последних словах Жак не преминул кинуться с голыми руками на эти плоды, чтобы сорвать их и отведать; но покрывавшие их колючки воткнулись ему в пальцы. Он возвратился ко мне, обливаясь слезами и неприятно глядя на индейскую смоковницу.

Мать поспешила избавить мальчика от колючек, причинявших ему жестокую боль. Между тем я показывал его братьям легкий способ срывать и есть эти плоды, не подвергаясь подобной неприятности.

Заострив палку, я наткнул на нее смоковку и при помощи ножа очистил последнюю от ее игол.

В то же время Эрнест, внимательно рассматривавший одну смоковку, заметил, что она покрыта множеством красных насекомых, которые, по-видимому, наслаждались тем, что сосали сок этого плода. — Взгляни, папа, — сказал он, — и назови мне этих животных, если знаешь их.

Я узнал в животных кошениль и воскликнул: — Сегодня нам выдался день, богатый необыкновенными открытиями. Последнее из них, открытие кошенили, конечно, для нас не очень ценно, потому что мы не ведем торговли с Европой, народы которой покупают этого червеца по очень дорогой цене, употребляя его для приготовления великолепной алой краски, называемой кармином.

— Как бы то ни было, — заметил Эрнест, — вот второе растение, превосходящее ананас, который мы так восхваляли.

— Правда, — сказал я, — и в подтверждение твоих слов я укажу вам еще одну пользу, приносимую индейской смоковницей: ее густая листва образует изгороди, способные защитить жилища человека от посещения хищных зверей, а плантации — от набегов опустошающих их животных.

— Как, — вскричал Жак, — эти мягкие листья могут служить защитой! но при помощи ножа или палки не трудно уничтожить такую ограду!

И говоря это, он принялся кромсать палкой великолепную смоковницу.

Но один из ее листьев попал ему на ногу и вонзил в нее свои колючки. Это заставило нашего ветреника испустить громкий крик.

— Теперь ты догадываешься, — сказал я, — как подобная изгородь должна быть страшна для полунагих дикарей и для диких животных.

— И наше жилище следовало бы обнести такой изгородью, — заметил Эрнест.

— А я думаю, что не лишне было бы собрать и кошенили, — сказал Фриц. Краска эта могла бы нам при случае пригодиться.

— А по-моему, — возразил я, — благоразумие велит нам предпринимать пока только полезное. Приятному, дорогой Фриц, очередь еще наступит.

Мы продолжали наш разговор; он стал серьезен, и в течение его меня не раз изумляли рассудительные замечания Эрнеста. Не раз его жажда знаний истощала весь запас моих сведений о данном предмете.

Я не просмотрел еще библиотеки капитана, которую уложил в ящик, не желая оставлять в руках детей книг, недоступных их возрасту. Несколько раз Эрнест просил у меня ключ от этого сокровища. Но всему должно быть свое время, и не следовало ли нам прежде всего окончить самое необходимое, то есть обеспечить себе безопасность и материальное довольство?

Достигнув ручья Шакала, мы перешли через него и, после нескольких минут ходьбы, очутились у палатки, где нашли все в том же состоянии, в каком оставили при отправлении отсюда.