Новый премьер - [2]

— Пригнись, — прошипел Кэноу, его правый оруженосец, и Бирвальд присел. На фоне зарева проходила колонна высоких воинов брэндов, беспечно покачиваясь, не проявляя ни малейшего страха.

— Ребята, нас тринадцать, — вдруг заговорил Бирвальд. — Мы беспомощны, сражаясь врукопашную с этими чудовищами. Сегодня ночью все их силы спустились с горы: в их улье скорее всего почти никого не осталось. Что мы теряем, если попытаемся сжечь дом-улей брэндов? Разве что жизнь, а чего теперь стоят наши жизни?

— Наши жизни — ничто, — произнес Кэноу. — Отправимся сейчас же.

— Да будет великим отмщение, — сказал Броктан, левый оруженосец. — Да обратится улей брэндов в белый пепел уже этим утром.

Гора Медальон виднелась вверху; овальный улей находился в долине Пэнгхорн. У входа в долину Бирвальд разделил отряд на две части и поставил Кэноу в авангарде второй группы.

— Передвигаемся тихо в двадцати ярдах друг от друга: если одна группа наткнется на брэнда, другая сможет атаковать с тыла и убить чудовище, пока вся долина не всполошится. Все поняли?

— Поняли.

— Тогда вперед, к улью.

В долине воняло чем-то вроде сырой кожи. Со стороны улья доносился приглушенный звон. На мягкой, покрытой мхом почве шаги были совершенно бесшумными. Прижавшись к земле, Бирвальд видел силуэты людей на фоне неба — темно-синие с фиолетовыми контурами. Багровое зарево горящей Эчевазы виднелось на юге, вниз по склону.

Какой-то звук. Бирвальд шикнул, и обе группы застыли на месте. Послышались глухие шаги — потом хриплый крик ярости и тревоги.

— Убейте, убейте тварь! — взревел Бирвальд. Брэнд взмахнул дубиной, словно косой, поднял одного из людей и перебросил его через себя. Подскочив к нему, Бирвальд нанес удар мечом, ощутив, как лезвие рассекает сухожилия, почуяв горячий запах хлынувшей крови брэнда.

Звон со стороны улья прекратился, и в ночи разнеслись крики брэндов.

— Вперед, — рявкнул Бирвальд. — Доставайте трут, поджигайте улей. Сжечь его, сжечь дотла…

Уже без всяких уловок он устремился вперед, где вырисовывался темный купол. Навстречу с писком и пронзительным визгом выскочили брэнды-детеныши, а с ними — матки, двадцатифутовые чудовища, которые ползли на руках и ногах, похрустывая и пощелкивая суставами.

— Всех убивать! — заорал Бирвальд. — Убейте их Поджигай! Поджигай!

Он метнулся к улью, присел, высек искру на трут, подул. Тряпка, пропитанная селитрой, вспыхнула; Бирвальд сунул в нее соломы и швырнул в улей. Затрещали прутья и тростниковая масса.

Он вскочил, на него бросилась ватага юных брэндов. Его клинок взлетал вверх и опускался; он разваливал их на куски, испытывая ни с чем не сравнимое бешенство. Подползли три огромные, брюхатые матки брэндов, издававшие мерзкий запах, ударивший ему в ноздри.

— Потушите огонь! — завопила первая. — Тушите огонь. Великая Мать заключена внутри: она слишком отяжелела, чтобы двигаться… Огонь, враг, разрушение!

И все они взвыли:

— Где могучие? Где наши воины?

Послышался грохот барабанов. По долине прокатилось эхо хриплых голосов брэндов.

Бирвальд стоял спиной к огню. Он бросился вперед, отсек голову ползущей матке, отскочил назад… Где его люди?

— Кэноу! — позвал он. — Лейда! Тейят! Гиорг! Броктан! Вытянув шею, он заметил мерцающие огоньки.

— Ребята! Убивайте ползущих маток!

И он снова прыгнул вперед, нанес несколько ударов, и еще одна матка выпустила воздух, издала стон и распласталась неподвижно на земле.

В голосах брэндов послышался оттенок тревоги; торжествующая барабанная дробь смолкла; глухая поступь стала слышнее.

Спиной Бирвальд ощущал приятное тепло от горящего улья. Изнутри донеслись пронзительные причитания, вопль ужасной боли.

В свете разгорающегося пламени он увидел приближающихся воинов брэндов. Глаза у них светились янтарным блеском, а зубы сверкали, словно белые искры. Они наступали, размахивая дубинами, а Бирвальд покрепче сжал меч: он был слишком горд, чтобы бежать.

Посадив воздушные сани, Систан оставался на месте еще несколько минут, разглядывая мертвый город Терлатч: стена из земных кирпичей высотой в несколько сотен футов, запыленные ворота и несколько обвалившихся крыш, видневшихся над укреплениями. Пустыня за городом раскинулась и вблизи, и посередине, и вдали до затянутых дымкой очертаний гор Аллюна, розовевших при свете двух солнц — Мига и Пага.

Осмотрев город сверху, он не заметил никаких признаков жизни, да и не ожидал их увидеть после тысячи лет безлюдья. Может быть, несколько песчаных пресмыкающихся греются на древней базарной площади. А в остальном — его появление будет для здешних улиц большой неожиданностью.

Соскочив с воздушных саней, Систан направился к воротам. Он прошел под аркой, с интересом глядя по сторонам. В этом зное кирпичные здания могли стоять чуть ли не вечно. Ветер сглаживал и закруглял углы; стекло потрескалось из-за перепадов дневной и ночной температуры; проходы были занесены кучами песка.

Три улицы вели от ворот, и Систан никак не мог выбрать между ними. Все они были пыльными, узкими и заворачивали, теряясь из виду, ярдов через сто.

Систан задумчиво почесал подбородок. Где-то в городе находится окованный медью сундук с Короной и Охранным Пергаментом. Этот документ, в соответствии с традицией, устанавливает прецедент для освобождения владельца вотчины от налога на энергию. Глэй, сеньор Систана, сослался на этот пергамент в оправдание неуплаты; и от него потребовали доказательств. Теперь он в тюрьме по обвинению в неподчинении, и утром его привяжут к днищу воздушных саней и отправят парить на запад, пока Систан не вернется с пергаментом.