Новый мозг - [17]
В мировой экономике общая концептуальность и глубокое проникновение повышаются в цене. Самые яркие доказательства мы найдем, если заглянем туда, где это труднее всего предположить. Возьмем, к примеру, медицинские институты – долгое время они были бастионами для всех тех, кто получает лучшие отметки, набирает высшие тестовые баллы и демонстрирует остроту аналитического мышления. Так вот, в наши дни программы медицинских институтов претерпевают беспрецедентные изменения. Студенты медицинской школы Колумбийского университета и других институтов изучают нарративную медицину, потому что, как показывают исследования, несмотря на эффективность компьютерной диагностики, для правильной постановки диагноза важно выслушать то, что рассказывает пациент. В медицинской школе Йельского университета студенты оттачивают свою наблюдательность в Йельском центре британского искусства: оказалось, что врачи, умеющие рисовать, лучше других замечают мелкие детали в состоянии пациента. Одновременно в пятидесяти с лишним школах по всей Америке в курсы включены элементы духовного воспитания. Медицинская школа Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе ввела у себя программу «Ночь в больнице», в ходе которой студенты второго курса ложатся на одну ночь в больницу с вымышленными болезнями. Зачем понадобилось это актерство? «Чтобы научить студентов-медиков сочувствовать больным», – отвечают в школе. Медицинский колледж Джефферсона в Филадельфии даже принял новый критерий оценки уровня терапевта – индекс эмпатии[68].
Оставим американские медицинские вузы и отправимся в страну второй по величине экономики мира. В Японии, которая благодаря особому упору на Л-ориентированное мышление поднялась из руин Второй мировой войны, сейчас идет переосмысление источника национального величия. И хотя японские студенты набирают наивысшие баллы по физике и математике, многие в этой стране полагают, что традиционная опора на академическую ученость уже устарела. Знаменитая японская система образования подвергается реформам, цель которых – повысить роль творческой, художественной игровой компоненты. И вот вам маленький сюрприз. На сегодняшний момент самая прибыльная статья японского экспорта – не автомобили и не электроника. Нет. Это поп-культура[69]. Одновременно, чтобы сбалансировать безумный академический прессинг, под которым находится японская молодежь, Министерство образования заставляет студентов размышлять над смыслом и предназначением жизни, поощряя то, что оно называет «образованием сердца».
Теперь вернемся из Японии и посетим еще одно место, где меньше всего можно было бы ожидать расцвета общей концептуальности и глубокого проникновения, – огромную мультинациональную корпорацию «Джэнерал Моторс». Несколько лет назад туда был нанят человек по имени Роберт Лутц, чтобы он помог вывести автомобильного гиганта из кризиса. Боб Лутц – вовсе не сентиментальный любитель цветочков. Ему за семьдесят, у него седые волосы и резкие черты лица. За свою жизнь он успел поработать в руководстве трех крупнейших американских фирм по производству автомобилей. Он похож на морского пехотинца и ведет себя как морской пехотинец. Собственно, он и был когда-то морским пехотинцем. Он курит сигары. Он управляет собственным самолетом. Он считает, что глобальное потепление – выдумка экологов. Но когда Лутц занял должность в переживающей кризис корпорации «Джэнерал Моторс» и газета «Нью-Йорк Таймс» задала вопрос: чем его методы будут отличаться от методов его предшественников? – он ответил так: «Они будут в большей степени правополушарными… Я считаю, что наша компания работает в арт-бизнесе. Мы занимаемся искусством, индустрией развлечений, передвижной скульптурой – а по случайному совпадению еще и производим средства передвижения»[70].
Давайте-ка остановимся и переварим этот комментарий. «Джэнерал Моторс» – детище даже не Информационного, а Индустриального века – занимается арт-бизнесом. Арт-бизнесом. А человек, который ведет эту компанию в правополушарный мир, – не какой-нибудь художник в берете, а бывший морской пехотинец семидесяти с лишним лет. Перефразируем «Буффало Спрингфилд»: здесь что-то происходит – и становится ясно что[71]. Высокая концептуальность и глубокое проникновение перемещаются с периферии нашей жизни в самый центр.
Поступить в бизнес-школу Гарвардского университета легче легкого. Так, по крайней мере, могут считать абитуриенты, которые в прошлом году провалились при поступлении на факультет изящных искусств Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Если в Гарвардскую бизнес-школу было принято около десяти процентов подавших заявки, то на художественный факультет Калифорнийского университета попало всего три процента желающих. Почему? Да потому, что в мире, где даже «Джэнерал Моторс» занимается арт-бизнесом, диплом художника стал наилучшей рекомендацией. Менеджеры по персоналу все чаще в поисках талантов наведываются в ведущие художественные вузы – такие, как Род-Айлендская школа дизайна, Школа искусств Чикагского института, Академия искусств в Кранбруке, штат Мичиган. Такой подход зачастую бьет по интересам выпускников факультетов менеджмента. К примеру, в 1993 году шестьдесят один процент работников, принятых в консалтинговое агентство «Мак-Кинси», имели диплом по менеджменту. Меньше чем за десять лет эта цифра упала до сорока трех процентов: в «Мак-Кинси» утверждают, что непрофильное образование вовсе не мешает новым сотрудникам прекрасно справляться со своими обязанностями. По мере того как конкурс при поступлении на художественные факультеты растет, а их выпускники все чаще занимают ключевые посты в крупных корпорациях, правила игры меняются. Сегодня диплом художника – это диплом менеджера.
